— Когда в упряжке будут подходящие лошади, — заявил он, — я брошу вызов любому; в гонке меня никому не обставить!

Тереза рассмеялась.

— Но ты и так всегда побеждаешь, папа!

— Надеюсь, и в это воскресенье я не проиграю, — заверил ее сэр Хыоберт.

— В чем, папа? — насторожилась Тереза.

— Об этом-то я и собираюсь с тобой поговорить, дорогая моя девочка, и, надо сказать, я нуждаюсь в твоей помощи.

— Очевидно, у тебя опять что-то на уме, — догадалась Тереза, — и я убеждена, папа, это, как всегда, нечто замечательное.

— Надеюсь, ты не изменишь своего мнения?

Слова сэра Хьюберта прозвучали несколько таинственно.

Дочь молча смотрена на него из-под ресниц, теряясь в догадках.

Она всегда могла определить по выражению глаз, по какому-то особенному погружению в себя, что отец сосредоточен на решении довольно сложной задачи.

«Каким же красивым был отец», — в который уж раз подумала девушка.

Даже седина на висках не портила его, а только добавляла ему привлекательности.

— Итак, прежде всего, — беспечно произнесла Тереза, — позволь мне поздравить тебя с таким фаэтоном! Тебе и правда надо найти достойного соперника, дабы еще раз доказать всем, что ты непобедим.

Сэр Хьюберт расхохотался.

— Сейчас увидишь еще одно новшество, которое я пока не успел показать тебе, — сказал он. — Тут у меня по обе стороны предусмотрено место для пистолетов.

— Видимо, на случай нападения разбойников или грабителей, не так ли? — уточнила Тереза. — Впрочем, я не думаю, будто какие-то джентльмены с большой дороги попытаются задержать такой легкий фаэтон.

— Кто знает, кто знает, — покачал головой сэр Хьюберт, — ведь с тех пор как закончилась война, грабителей стало намного больше, чем когда-либо прежде.

— Видимо, в разбойники подаются солдаты, возвратившиеся в Англию и не нашедшие для себя никакой работы, — тихо молвила Тереза, — и никто хотя бы в малой степени не отблагодарил их за несколько лет жизни, отданных ради защиты Англии.

— Боюсь, ты права, — согласился сэр Хьюберт. — Это самый настоящий позор, когда солдаты, уволенные из армии, остаются без пенсии. Даже тех, кто получил в боях ранения, вынуждают либо просить милостыню, либо голодать.

— И никто в парламенте не возмущается, не поднимает этот вопрос на заседаниях? — спросила Тереза.

— Были кое-какие речи, — презрительно ответил сэр Хьюберт, — но никто не обратил на них никакого внимания.

— Вижу, папа, тебе в самом деле следует войти в парламент. Ты наверняка заставил бы их выслушать себя.

Сэр Хьюберт улыбнулся.

— Пожалуй, я все же предпочту мои суда.

— Я тоже, — сказала Тереза. — Вот мы и вернулись к вопросу, дозволено пи мне будет помогать тебе, как если б я была твоим сыном,

— В настоящий момент ты можешь помочь мне совершенно иным способом, — пристально взглянул на нее сэр Хьюберт. — Очень интересно посмотреть, настолько ли ты сообразительна, чтобы действовать в соответствии с моими желаниями.

— Это — вызов, и я принимаю его, — парировала Тереза. — Так каковы же твои желания?

Сэр Хьюберт правил сам, не пользуясь услугами грума, так что не было никакой необходимости понижать голос. Наоборот, он говорил четко, внятно и решительно.

— Сейчас у меня лишь одно желание: я хочу, чтобы ты спасла молодого Гарри Лэнбоурна, помогла ему не дать себя одурачить и не позволить ему превратить своего дядюшку в несчастнейшего человека на земле.