|
Никаких противоречивых показаний не было и в описании утра. У Дитмайков принято подниматься поздно и завтракать кому когда вздумается. Сибил завтракала наверху с матерью. Они никогда не ждали Дими утром, не требовалась она им и на этот раз. Но в восемь часов ее уже хватились и стали искать. Результатом поисков явилось собрание членов семьи в гостиной и попытка мистера Дитмайка вломиться в оранжерею, его призывы Энди. Блюстителям закона, казалось бы, все было ясно. Никаких улик, ничего, что указывало бы на кого нибудь, как вероятного убийцу, кроме Энди. – И все же кто то лжет! – сказал Вулф. Бен Дайкс поинтересовался: – Кто и в чем? – Откуда мне знать! – рассердился Вулф. – Это ваша обязанность, вот и ищите! – Ищите сами, коли делать нечего! – огрызнулся лейтенант Нунан, – а мы, думаю, уже нашли. Вулф спросил, чего ради Энди, если задумал убить Дими, выбрал способ и место убийства, которые прямо указывали бы на него? На это ответил, что поступил он так с расчетом: ни один суд присяжных не поверит, будто он такой дурак, чтобы действовать столь опрометчиво. Конечно же, это был еще один пункт, о котором областной прокурор должен был хорошенько подумать. Ради справедливости должен сказать, что ни один из вопросов Вулфа, заданных представителям закона, не остался без ответа. Но основа аргументов моего шефа носила весьма специфический характер и, очевидно, не казалась полиции убедительной. Так, ценитель орхидей и всяких других растений, Вулф считал, что невиновность Энди доказывает уже то, что горшок с каким то редким цветком был опрокинут, а растение сломано. Если бы Энди действительно засовывал Дими под настил, то он сначала обязательно отодвинул бы горшок. А если бы даже, в силу большого возбуждения, и опрокинул его, то тут же поставил бы на место и восстановил бы привитую им веточку, в которую вложил столько труда и гордости… По мнению Вулфа для такого садовника, как Энди Красицкий, подобные действия являются «безусловным рефлексом». Ничто не могло бы помешать ему исполнить то, что он и сделал позднее даже в состоянии шока, в нашем присутствии, когда был обнаружен труп. Но полицейским чиновникам чужда была фанатичная любовь к растениям таких истинных знатоков флоры, как Энди Красицкий и Ниро Вулф. – Черт возьми, о каком еще шоке вы тут болтаете? – грубо прервал Вулфа Нунан. – Разве он сам засунул туда девицу? Я слышал рассказы о вашем живом воображении. Если это еще один пример вашей фантазии, то мне остается только покраснеть за вас. Я не был готов объективно оценить возражение Вулфа, хотя привык верить ему и надеялся, что в конце концов краснеть придется Нунану. Лично мне больше всего хотелось хорошенько оттрепать зазнайку лейтенанта за уши. Увы, это было недоступно, и я продолжал ломать себе голову над тем, как вызволить Энди. Этот голубоглазый верзила окончательно покорил мое сердце тем, что не забыл, пристегнутый одной рукой к запястью полицейского, другую протянуть Вулфу в знак благодарности за участие в его судьбе. При этом он проникновенно сказал: – Олл райт, сэр. Вручаю себя вам. Я не столько беспокоюсь о себе, сколько хочу, чтобы мерзавец, который это сделал… Вулф кивнул: – Надеюсь, что на это уйдет всего лишь несколько часов. Бог даст, уже сегодня ночью вы будете спать у себя дома. Ясно, что сказано это было чересчур оптимистично… Я уже говорил, что в три часа дня, когда полицейские чины, покончив со всеми формальностями, собирались уехать, Нунан нанес еще один удар Вулфу: – Если бы спросили меня, то я обязательно вызвал бы вас в суд в качестве свидетеля. |
