Изменить размер шрифта - +
Толкутся тут, целые и невредимые. А такого, как Устюг, не уберегли. Лучшего капитана!..

    Устюг не был лучшим капитаном, и худшим не был, а просто средним, одним из десятков, и командор это знал рассудком. Но сердцем ощущал, что теряет все-таки самого лучшего, и каждый, кого ни приходилось ему терять в жизни, был лучшим, потому что другие оставались, а этого уже не было.

    Корабль «Кит», гибрид груши с тыквой и телефонной трубкой (как именовался этот класс машин в профессиональном просторечии), плавно ускорил движение, разгибая орбиту. Звезды, на фоне которых он был виден, мелко задрожали; потом фиолетовая дымка затянула их.

    Странное дело: «Кит» уходил в одиночку, а здесь оставалось все – флот, Земля, человечество. Но почему-то командору на миг показалось, что это он отстал, остался, а люди уходят, друзья уходят вперед. Скверное чувство, когда друзья идут вперед, а ты стоишь на месте…

    В Космоцентре кто-то включил траурный марш.

    – Уберите дурака! – сквозь зубы приказал командор.

    Фиолетовая точка таяла вдали.

    Глава четвертая

    – А девочка-то плакала, – сказал Карачаров, взглянув на только что появившуюся в салоне Веру. – Глазки красные, как у кролика. Или надо сказать «как рубины»?

    Физик чувствовал себя великолепно. Он выспался, а пробудившись, прежде всего вспомнил, что уже сегодня окажется на Земле. Ну, тогда – держись! Признание, возможность работать широко, с размахом, ожидали его на планете, а думать об еще не начатом, что можно обозреть в общем виде, не отвлекаясь мелочами, – самое лучшее, что доступно человеку. И физик был счастлив, гудел под нос песенку и ему казалось противоестественным, что кто-то плачет, когда жизнь так прекрасна. Он покровительственно улыбнулся девушке.

    – Утеньки малые! Кто нас обидел?

    Вера покачала головой и торопливо отошла. Карачаров критически поглядел ей вслед – мудрый старец, знающий, сколь мало стоят тревоги молодости – и подошел к Петрову, уже успевшему занять облюбованное им кресло.

    – Привет вам, метр. И всюду страсти роковые, – назидательно произнес физик.

    – С добрым утром, – откликнулся Петров, – почему «метр»?

    – Как! Я ведь уже говорил вам, кто вы такой – школьный учитель на пенсии, путешествующий, чтобы увидеть мир, о котором он всю жизнь рассказывал детям. Разве я не прав? У меня поразительный нюх на людей, я определяю их с первого взгляда. Итак, вы, метр уже собрали чемоданы?

    – Никто не говорил, что пора.

    – Ах да, не было звонка с урока. Господи, какие вы все сегодня скучные! В такой солнечный день…

    Освещение в салоне было обычным, но физик был уверен, что день нынче солнечный. Услышав звук шагов, он резко повернулся.

    – Здравствуйте, ваше величество! Ничтожнейший из рабов приветствует вас.

    Сегодня, думала Зоя. Сегодня на Земле. Она улыбнулась физику, как если бы пред нею стоял Устюг, и Карачаров даже задохнулся. Он пробормотал:

    – Не надо так – я могу ослепнуть…

    Писатель вошел с чемоданом и поставил его у стены.

    – Я человек предусмотрительный, – объявил он для всеобщего сведения. – Который час? У моих сел элемент.

    Физик взглянул на свой хронометр с календарем.

    – Без десяти девять по общему, – любезно ответил он, но тут же нахмурился и еще раз посмотрел на часы, на этот раз внимательно.

Быстрый переход