– То есть?

Снова хитрая, полная предвкушения ухмылка через плечо.

– Узнаешь, лебедь белый. – Взгляд женщины, безумный, но убедительный, ненадолго переместился на стрелка. – Это вы оба-два узнаете.

Эдди обхватил ладонями ручки, похожие на ручки велосипедного руля (ими заканчивались расположенные на спинке инвалидного кресла рычаги), и путники вновь двинулись на север, оставляя на казавшейся бесконечной полосе прибрежного песка не только следы ног, но и сдвоенный след кресла Владычицы.

Перемещаясь по такой однообразной местности, подсчитывать пройденное расстояние трудно, но Эдди понимал: их продвижение вперед замедлилось настолько, что они буквально ползут.

Кто в этом виноват, он тоже понимал.

О да.

«Это вы оба-два узнаете», – заявила Детта, трогаясь в путь. Не прошло и получаса, как это узнавание началось.

Кресло.

Прежде всего это. Катить инвалидное кресло по мелкому песку было так же невозможно, как ехать на машине по глубокому, неубранному снегу. Песчаная мергельная поверхность прибрежной полосы, по которой они шли, позволяла везти его, но далеко не без труда. То оно некоторое время плавно катило вперед, хрустя шинами из твердой резины по ракушкам и стреляя в обе стороны мелкой галькой… а то вдруг попадало в занесенное более мелким песком углубление. Тогда, чтобы выкатить из впадины этот «экипаж» с его увесистой и не расположенной помогать пассажиркой, Эдди приходилось с кряхтением пихать его плечом. Песок жадно засасывал колеса. Приходилось толкать инвалидную коляску вперед и одновременно с маху, всей тяжестью, налегать на рычаги, отжимая их книзу, не то привязанная к коляске женщина исполнила бы вместе с ней кувырок через голову с приземлением лицом в песок.

Попытки Эдди везти ее, не опрокидывая, вызывали у Детты омерзительные смешки.

– Как ты там, сладенький, хорошо времечко проводишь? – спрашивала она всякий раз, как кресло въезжало в одно из таких сухих болот.

Стрелок подошел помочь, но Эдди отмахнулся.

– Еще успеешь, – сказал он. – Мы будем меняться. «Впрочем, я думаю, что мои заходы будут куда длиннее, – зазвучал голос у него в голове. – При том, как он выглядит, ему очень скоро придется из кожи вон лезть, чтобы только держаться на ногах. Какое уж там толкать кресло с бабой. Нет-с, Эдди, боюсь, вся эта бочка меда – твоя. Бог наказал, ясно? Все эти годы ты был наркашом, и знаешь, что? Наконец стал толкачом!»

Он коротко, задышливо рассмеялся.

– Над чем смеемся, белый мальчик? – спросила Детта, и, хотя Эдди подумал, что по замыслу фраза должна была прозвучать саркастически, вышло лишь капельку сердито.

Вероятно, тут мне смешочки разводить нечего, подумал он. Категорически. Во всяком случае, касательно ее.

– Тебе не понять, дуся. Успокойся.

– Я тебя успокою, – сказала она. – Не успеет эта мутотень кончиться, я тебя с твоим дружком-мудилой так успокою – по всему берегу кусочки лягут. Даже не сомневайся. А покамест лучше побереги дыхалку – как толкать-то будешь? Ты и так уж, кажись, подзапыхался?

– Ну, тогда чеши языком одна, – тяжело пропыхтел Эдди. – У тебя-то, похоже, чтоб вони напустить, дыхалки всегда хватает.

– Да уж, вони я напущу, сука белая! Вот сдохнешь, прямо в твое мертвое рыло нафуняю!

– Обещанья, обещанья. – Эдди вытолкнул кресло из песка и покатил вперед. По крайней мере, некоторое время оно шло сравнительно легко. Солнце еще толком не поднялось из-за горизонта, а молодой человек уже вспотел.

«День будет занимательный и поучительный, – подумал он. – Уже понятно».