Завтра мне предстоит помогать Роджу в Ассамблее. Я вообще напрасно задержался у вас.
— Вот как? А я и не знал. — Я знал, что нынешняя Ассамблея перед роспуском должна собраться в последний раз, чтобы утвердить временное правительство. Но я как-то не задумывался об этом. Это было совершенно рутинным и формальным событием, вроде утверждения состава кабинета Императором. — Так он сам решил взяться за это?
— Нет. Но можете не беспокоиться. Родж извинится перед Ассамблеей за ваше, я имею в виду, его отсутствие и попросит принять его полномочия без возражений. Затем он зачитает речь Верховного Министра при вступлении на пост, Билл как раз сейчас пишет ее. Затем, уже от собственного имени, он предложит утвердить состав правительства. Подождет. Возражений не последует. Голосование. Принято единогласно, и все стремглав разбегаются по домам и начинают сулить своим избирателям по две женщины в каждой постели и по сотне империалов каждый понедельник. Рутина.
— Ах да! — добавил он. — Потом еще несколько членов Партии Человечества в знак своей симпатии пошлют корзину с цветами, которая ослепит всех своим лицемерным сиянием. Конечно, с большим удовольствием они бы послали цветы на похороны Бонфорта. — Он нахмурился.
— Неужели это в самом деле так просто? А что если Ассамблея не примет полномочий Роджа? Я думал, что в Ассамблеи нельзя выступать от чьего-то имени.
— Вообще-то это так. Или являйся сам, или тебе не очень-то и нужно. Но тут все дело в парламентской механике. Если они ни примут его полномочий завтра, то просто придется подождать, пока они созреют и проголосуют единогласно, чтобы получить возможность начать гипнотизировать своих избирателей. В общем-то эта Ассамблея и так мертва, как приведение Цезаря, но ее нужно похоронить конституционно.
— Хорошо. Но предположим все-таки, что какой-нибудь идиот будет против?
— Таких не найдется. В противном случае наступил бы конституционный кризис. Но этого не произойдет.
Некоторое время мы оба молчали. Дэк как будто и не собирался уходить.
— Дэк, а если я сам появлюсь на Ассамблее и прочитаю речь, то намного ли облегчит это дело?
— Что? Но ведь я думал, что все решено. Ведь вы решили, что появляться публично больше не следует, если не возникнет крайней необходимости. В принципе я согласен с вами. Это старая басня о лисице и кувшине.
— Да, но ведь в этом нет ничего опасного. Все роли распределены заранее, все расписано как по нотам. Может ли случиться так, что возникнет неожиданная ситуация, с которой я не смогу совладать?
— Нет. Правда после речи вы по правилам должны были бы выступить перед корреспондентами, но я думаю, что ваше недавнее заболевание будет вполне уважительной причиной не делать этого. Мы можем вывести вас оттуда через аварийный выход и тем самым полностью оградить от встречи с представителями прессы. — Он усмехнулся. — Конечно, никогда нельзя исключать возможность того, что какой-нибудь безумец пронесет с собой на галерею для посетителей оружие… мистер Бонфорт обычно так и называл ее: «галерея для стрельбы по живым мишеням», особенно после того, как его ранили оттуда.
Я вдруг почувствовал сильную боль в ноге.
— Вы что, пытаетесь напугать меня?
— Нет.
— В таком случае это довольно забавный способ придать мне храбрости. Дэк, будьте откровенны. Вы хотите, чтобы я выступил завтра? Или нет?
— Конечно хочу! А иначе с чего бы мне торчать тут у вас, когда и так дел невпроворот? Ради того, что почесать язык?
Спикер ударил в гонг, капеллан прочитал молитву, в которой были тщательно обойдены все возможные религиозные различия, и наступила тишина. |