Муж ее совершенно случайно натолкнул меня на Ульриха.
- Вы много позанимали у него денег?
- Семи тысяч не наберется. Но когда зарабатывают тысячу франков в месяц - это много. Однажды вечером, когда жена была у сестры, Ульрих явился ко мне и стал угрожать, что расскажет все моим хозяевам и посадит меня, если я не уплачу хотя бы процентов. Представляете себе катастрофу?
Директор и жена, узнающие все одновременно!
Голос его по-прежнему звучал спокойно и иронично.
- Дурак я был. Сначала хотел только попугать Ульриха, съездив ему по физиономии. Но когда у него из носа пошла кровь, он принялся вопить. Я сжал ему горло. Надо сказать, что я был совершенно спокоен.
Заблуждаются, думая, что в такие моменты теряют голову. Наоборот!
По-моему, у меня никогда не было такой ясности ума. Я пошел за машиной.
Труп я держал так, чтобы можно было подумать, будто я веду пьяного приятеля. Остальное вы знаете.
Он чуть не протянул к столу руку, чтобы взять стакан, которого там не было.
- Все кончилось. После такого жизнь представляется совсем в ином свете. С Мадо у нас еще тянулось с месяц. У жены появилась привычка осыпать меня бранью, потому что я стал пить. А еще надо было давать деньги тем двум типам. Я Бассо все рассказал. Считается, что когда расскажешь - легче становится. Это только в книгах становится легче.
Единственное, от чего может стать легче - это если начать все заново, превратиться в младенца, лежащего в колыбели.
Последнее прозвучало настолько комично, что Мегрэ не смог сдержать улыбку. Он заметил, что Бассо тоже улыбался.
- Впрочем, еще глупее было бы взять да в один прекрасный день явиться в комиссариат и заявить, что убил человека.
- Тогда создают свой собственный уголок! - вставил Мегрэ.
- Надо же жить.
Сцена выглядела скорее мрачно, чем трагично. Безусловно, из-за странности характера Джеймса. Остаться таким, как всегда, для него было делом чести. Он стыдился малейшего проявления чувства.
В результате он оказался самым спокойным из всех, а вид у него был такой, точно он не мог понять, чего эти двое разволновались.
- Должно быть, мужчины совсем глупы, если в один прекрасный день Бассо тоже... И с кем - с Мадо! Не с другой ведь! Тут тоже кончилось плохо. Если бы я мог, то сказал бы, что я убил Файтена. Сразу бы со всем и покончили. Но меня ведь даже не было тогда там! Он так дураком до конца и остался. Надо же было ему удрать. Я помогал как мог.
Что-то все-таки было у Джеймса в горле, потому что прошло некоторое время, прежде чем он снова монотонно заговорил:
- Как будто не лучше было сразу рассказать правду. Вот только сейчас еще он собирался дать тридцать тысяч франков...
- Что было бы куда проще! - буркнул Бассо. - Теперь, наоборот...
- Теперь я со всем покончил раз и навсегда! - договорил за него Джеймс. - Со всем! С этим мерзким существованием! С конторой, с кафе, с моей...
Он чуть не произнес "с моей женой!". Со своей женой, с которой у него не было абсолютно ничего общего. С гостиной на улице Шампионе, где он проводил часы, без разбора читая, что под руку попадется. С Морсангом, где бродил от одних к другим в поисках компаньонов для аперитива.
- Я буду тихим, - проговорил Джеймс.
На каторге! Или в тюрьме! Теперь ему уже не надо было ждать чудес, которые никогда не произойдут!
Тихим в своем собственном углу - будет есть, пить, спать в положенный час, бить булыжник на дорогах или шить нижнее белье!
- В общем, мне дадут лет двадцать?
Бассо посмотрел на него. |