Марк не знал, сколько прошло времени, прежде чем вновь очнулся от какофонии звуков: лаяли собаки, надрывалась сирена, в ушах стучала кровь. Сквозь плотные гардины пробивались красно-синие всполохи. Послышался голос Клары: она причитала и звала кого-то в дом.
Встав сперва на четвереньки, Марк осторожно поднялся и, шатаясь, побрел к выходу. В мозгу билась единственная мысль: поскорее убраться отсюда. Однако он не помнил – зачем.
Входная дверь вдруг распахнулась, и в прихожую ворвались люди, сбив его с ног. Затылок снова взорвался болью, желудок сжался. Марк рухнул на колени и застонал.
– Он бухо́й, что ли? – раздался резкий мужской голос прямо над ухом. Чьи-то руки принялись шарить по его карманам.
– Надевай наручники! – Ему скрутили запястья и рывком подняли на ноги.
Марк хотел что-то сказать, но слова ускользали, будто шустрые рыбешки, оставляя его хватать ртом воздух и бороться с очередной волной тошноты.
Его вывели на улицу. Яркий свет проблесковых маячков ослепил и заставил тут же сощуриться.
Собаки надрывались, напуганные суматохой. Клара рыдала на плече тучной соседки и затравленно смотрела на Марка. На ее бежевом джемпере расплывались кровавые пятна. А ведь это был его любимый джемпер…
Его подтащили к машине и втолкнули на заднее сиденье.
– Смотри, не заблюй тут все, – пробормотал полицейский.
Марк услышал, как второй сообщал кому-то по рации: «Вызывай группу, тут бытовуха». И вновь отключился.
Глава 29
– Да он никакой! Посмотри на него – обдолбался чем-то. – Говоривший презрительно фыркнул. – И че с ним делать?
Сознание медленно возвращалось. Марк понял, что сидит на стуле со скованными за спиной руками. Он подался назад, чтобы уменьшить давление наручников, которые острыми ребрами впивались в запястья. Яркий свет полоснул по глазам, когда он наконец их приоткрыл.
Возле окна стоял человек в полицейской форме, однако слепящие казенные лампы мешали его рассмотреть. Слева за столом сидел капитан. Оторвав взгляд от листа бумаги, он почти ласково посмотрел на Марка:
– О, гляди-ка, очухался. Теперь можно и в «обезьянник».
Марк расцепил сухие губы:
– Мне нужен звонок. Адвокат… Илья Жданов.
– Позвоним-позвоним. Веди его, – обратился капитан к полицейскому у окна.
Они долго шли по длинному коридору, иногда останавливаясь, чтобы отпереть следующую решетку.
Когда Марк споткнулся в очередной раз, конвоир усмехнулся:
– Ничего, сейчас проспишься.
Отобрав ремень и шнурки от кроссовок, он снова звякнул ключами, снял с Марка наручники и толкнул в камеру. Позади лязгнула тяжелая решетчатая дверь, откликнувшись болью в затылке.
Марк добрел до узкой деревянной скамьи. Ее прохладная шершавая поверхность была последним, что он помнил, прежде чем провалился в спасительный сон.
Где-то звонили в колокол. Гулкий звук с дребезжанием отскакивал от металлических стенок, настойчиво вгрызаясь в мозг. С каждым новым ударом звон нарастал, пока не превратился в набат, бьющий прямо у него в голове.
Не открывая глаз, Марк застонал. В висках пульсировало, во рту пересохло, и он несколько раз попытался сглотнуть.
– Пить хошь? – донесся до него голос.
С трудом разлепив веки, Марк увидел старика бомжеватого вида, сидящего на скамейке напротив, и почти сразу ощутил нестерпимую вонь.
Бомж улыбнулся, оголив беззубые десны, и протянул ему полупустую пластиковую бутылку.
Марк медленно сел. Пить хотелось смертельно, но он только покачал головой, о чем тут же пожалел: затылок полыхнул болью, заставив скривиться и зашипеть.
– Не прошпался еще? – прошамкал бомж. |