Изменить размер шрифта - +
Я задернула уродливые красные шторы, села на кровать и сбросила чертовы туфли. Все же стоило потерпеть ради своего нового будущего…

Клара подняла на Марка припухшие глаза и с усмешкой продолжила:

– Терпеть… Это то, что я умела делать лучше всего с самого детства. С тех пор как не стало папы. Помнишь, я рассказывала тебе про него? Он и правда был всем для меня. Только ему я доверяла свои детские секреты. Это он, не мама, дул на мою разбитую коленку или выслушивал жалобы на старшую сестру. Потому что папа бесконечно меня любил, больше чем Лику. Катал на шее, читал на ночь книжки, покупал ириски втайне от мамы, которая берегла наши зубы. И вообще никогда и ни в чем мне не отказывал…

Помню, как однажды папа вернулся из заграничной командировки. Я нетерпеливо прыгала вокруг, пока он выкладывал на стол круглые консервные банки, дефицитную колбасу, блок драгоценных жвачек. Потом присел рядом со мной и полез в карман пиджака. Я замерла в предвкушении – словно посреди лета вдруг появился добрый Дед Мороз с неожиданным подарком. Папа раскрыл большую ладонь и протянул крохотные сережки-гвоздики: золотые, с прозрачными камушками. Они переливались в свете кухонной люстры какими-то волшебными цветами, как в сказке про Серебряное копытце, которую еще недавно он читал мне на ночь. Но тут в кухню вошла мама – сердитая, руки в боки. Заявила папе, мол, рано Кларе покупать всякие побрякушки, маленькая еще. Лучше бы отдал их Лике. Но папа не сдался. Ответил, что Лике привез другие, а эти – специально для меня. Я помню, как сжала сережки в руке – мои, никому не отдам! На следующий же день меня повели прокалывать уши. С замиранием сердца я ждала, пока парикмахерша нажмет на кнопку какой-то машинки. Два укуса – и заветные гвоздики навсегда поселились в моих ушах.

А потом вся моя жизнь полетела к чертям…

Мне было восемь, когда папа умер. Причем так нелепо и глупо – упал на скользкой дороге и ударился затылком об обледенелый бордюр… В школе все шептались и подходили ко мне по одному, чтобы разузнать больше подробностей. Я не отвечала – зачем? Все равно этим тупым одноклассникам начхать и на меня, и на моего отца. Они даже ничего бы не поняли. Я и сама не понимала: как теперь без него жить? Как можно без него жить?

Да, у меня еще оставалась мама. Но она постоянно пропадала на работе: девяностые, денег не хватало, и она пахала в двух фирмах бухгалтером, чтобы нас прокормить. Уходила рано утром, приходила за полночь, когда я уже спала. Я почти ее не видела и очень скучала.

Как-то раз я долго не могла заснуть, обнимала подушку и вспоминала папу. Прошел примерно месяц, как его не стало, а я грустила о нем все сильнее. Целый час ворочалась без толку, потом выглянула в коридор. Из-под двери в мамину спальню пробивалась узкая полоска света. Я тихонько вошла: мама сидела на кровати, обложившись какими-то бумажками. Она подняла взгляд от калькулятора и устало спросила:

– Что ты бродишь среди ночи?

Я ответила:

– Не могу уснуть. Можно, я посижу тут, с тобой? – И юркнула к ней под одеяло, обняв ее теплый мягкий живот.

Мама вдруг нахмурилась:

– Клара, уже очень поздно. Я хочу поскорее закончить и лечь спать.

Ее тон стал серьезным, и я внутренне сжалась. Пролепетала:

– Но мамочка, можно мы немножко поговорим… о папе?

– Нет! – отрезала она и, не глядя на меня, принялась складывать бумаги в ровную стопку. – Иди спать!

В глазах защипало от обиды. Я побрела обратно в свою комнату. Лежала без сна и слушала, как мама плачет в ванной. Мне было так ее жалко! А еще – стыдно. Потому что это я расстроила ее, напомнила о папе… Знаешь, уже потом, повзрослев, я поняла: мама жалела только себя. Вдова с двумя детьми, ей и правда было тяжело. Наверное, у нее не хватало сил отдать мне хоть каплю своего тепла.

Быстрый переход