– Молодец, Натомочка, здорово ты ему врезала! А если рассуждать спокойно – племена и народы Эри действительно могут помочь в нашей борьбе?

– Обязательно. Мы жить много поколений без электроника, за ограда, и иметь только самое нужное. Поэтому компутер не мочь обманывать индейцы. Они его презирать. Наши мужчины рваться в бой.

– Неужели их не смущает, что придется выступить против сына великого вождя?

– Они не будет его убивать. Они просто положить его на решетка и медленно жарить, пока он не приходить в разум. Сейчас он очень холодный. Немного горячо ему помогать.

– Ты упомянула в разговоре с ним наше основного изменника – предателя из Команды?

– Нет.

– Ну и как он реагировал на твою вспышку?

– Никак. Он повернуться и уйти, как будто я был часть мебели.

– И куда он направился?

– Натома не знать.

– Обратно к своим криокапсулам?

– Натома не знать. Он уйти, и я вернуться в Эри.

– Правильно. Здесь ты и останешься.

– Нет.

– Почему это «нет»?

– Хочу быть с тобой.

– Натома!

– Эдуард!

Тут мы так повздорили, что в итоге чуть не ссыпались с ветки. Я исступленно перечислял все смертельно опасные подлости, на которые способно чертово электронное братство. Никакого результата. Когда я рассказал, что вигвам сгорел, а от роскошного севрского сервиза остались одни черепки, она и бровью не повела. Натома только еще больше насупилась и выразила еще большую решимость идти до конца. Она так трогательно походила на меня былого – когда я был горяч и в трудных ситуациях поступал по принципу или грудь в орденах, или голова в кустах. Так что я в итоге сдался. Я же говорил, что моя черокская женушка приворожила меня – они, индеанки, это умеют.

И моя умница сумела перехитрить коварную электронную мафию. Мы‑таки пробились в Тщикаго. Сперва мы направились в Буффало, оттуда в Питтсбург, из Питтсбурга в Чарлстон. Затем мы намеревались добраться до Спрингфилда, сесть там в машину на воздушной подушке и мигом домчаться до Тщикаго. Однако кто‑то напортачил с билетами, и на чарлстонской челночной станции у нас возникли трудности перед самым вылетом. Натомин испангль был не лучше двадцатки, поэтому я оставил ее в челноке и сам пошел разбираться с претензиями.

Я заспорил с хамоватыми клерками, которые пытались доказать мне, что компьютер никогда не ошибается и наши билеты не оплачены. Этих придурков не переубедишь, а потому я швырнул им тысячную банкноту и потребовал новые билеты – только быстро. Пока я ждал, сработала автоматическая система отправления и челнок поднялся в воздух. Когда он был метрах в тридцати от земли, полыхнуло пламя и взрыв расшвырял по небу осколки аппарата. Часть осколков проломила стену аэропорта. Похоже, что‑то ударило меня по голове, и я потерял сознание.

11

Его настоящего имени никто не знал, да и не спрашивал. В уголовном мире не принято интересоваться именами. Все звали его Капо Рип. Капо – слово итальянское и значит «начальник» или «голова» (в смысле башковитый). Кто он и откуда – про то никто не знал. Его звезда взошла мгновенно – за пару‑тройку недель. Ходила дюжина баек про его прошлое, но их автором был он сам, а потому в эти истории мало кто верил, зная его репутацию отъявленного вруна. По одной версии он вырос в сиротском приюте (тогда как подобные заведения упразднили больше ста лет назад). По другой – он вырос в уличной банде, а потом был усыновлен интернациональной мафией. По третьей – он был сыном гориллы, искусственно осемененной человеческой спермой.