– Я включаю ее, когда она спит, – объяснила Синди.

Коробка вновь заплакала.

Мы покинули комнату и прошли по коридору, выстланному голубой дорожкой, мимо спальни, которая была превращена в еще один кабинет Чипа. Дверь открыта. Деревянная табличка, прикрепленная к ней, гласила: «УЧЕНЫЙ РАБОТАЕТ». Еще одно помещение, забитое книгами и кожаной мебелью.

Далее располагалась главная спальня, выдержанная в глубоких синих тонах. Закрытая дверь, как я полагал, вела в примыкающую ванную комнату, о которой говорила Синди.

Комната Кэсси находилась в конце коридора – обширное угловое помещение, отделанное радужными обоями и белыми хлопчатобумажными занавесками с розовой отделкой. Кэсси в розовой ночной рубашке сидела в детской кроватке с пологом, сжав пальчики в кулачки, и нерешительно плакала. Комната приятно пахла ребенком.

Синди подняла дочку и прижала к себе. Головка Кэсси легла на плечо матери. Девочка посмотрела на меня, закрыла глаза, и ее личико замкнулось.

Синди что-то проворковала. Кэсси вновь взглянула на меня, открыла ротик. Дыхание стало ритмичным. Синди покачивала малышку.

Я оглядел комнату. Две двери на южной стене. Два окна. На мебели переводные картинки – кролики и утки. Рядом с кроваткой – качалка с плетеной спинкой. В коробках разные игры, игрушки и книги, которых хватит на целый год, чтобы читать, когда девочка лежит в кроватке.

В центре – круглый стол для игр, который окружали три крошечных стула. На столе лежала стопка бумаги, новые цветные мелки, три заточенных карандаша и кусок картона с надписью: «Мы рады вам, доктор Делавэр». Мягкие игрушки – больше дюжины – сидели на полу, расставленные у стены на точно выверенном расстоянии друг от друга, как курсанты на смотре.

Синди с Кэсси на руках опустилась в качалку. Малышка прилипла к матери, как масло к хлебу. В маленьком тельце не чувствовалось и следа напряжения.

Синди закрыла глаза и начала раскачиваться, нежно проводя ладонью по головке девочки, приглаживая влажные ото сна пряди. Кэсси глубоко вздохнула, примостила голову под подбородок матери и что-то удовлетворенно замурлыкала.

Я опустился на пол и скрестил ноги – аналитический «лотос» психологов, – наблюдая, раздумывая, подозревая, воображая самое худшее.

Спустя несколько минут суставы начали болеть, я встал и потянулся. Синди наблюдала за мной. Мы обменялись улыбками. Она прижалась щекой к головке Кэсси и пожала плечами.

Я прошептал:

– Не спешите, – и начал ходить по комнате. Проводя рукой по чистой от пыли поверхности мебели, рассматривая содержимое ящика с игрушками и пытаясь быть не слишком любопытным.

Все вещи высокого качества. Все то, что нужно. Каждая игра и игрушка безопасны, соответствуют возрасту и способствуют развитию.

Уголком глаза я заметил что-то белое. Выступающие зубы одного из кроликов. В сумеречном свете детской ухмылка этого создания и его товарищей казалась злобной – над чем это он насмехается?

Я припомнил, что видел те же ухмылки в больничной комнате Кэсси, и мне в голову пришла сумасшедшая мысль.

Токсичные игрушки. Неумышленное отравление.

Я читал о подобном случае в журнале, посвященном здоровью детей, – мягкие игрушки из Кореи, набитые, как оказалось, обрезками волокна с химического завода.

Делавэр раскрывает загадку, и все, счастливые, расходятся по домам.

Подняв ближайшего кролика желтого цвета, я надавил ему на живот и почувствовал упругость твердого пенопласта. Я поднес игрушку к носу, но не уловил никакого запаха. На этикетке значилось: «Сделано на Тайване из экологически чистых и огнестойких материалов». Под надписью стояла печать одного из журналов, посвященного вопросам семьи, одобряющая продажу этого товара.