— Альфред, отрегулируй температуру в комнате.

— Хорошо, Сьюзен.

— Альфред, объясни причину тревоги.

— Все в порядке, Сьюзен.

— Дерьмо!

Программа речевого модуля предусматривала кое-какие типовые фразы, введенные исключитель­но для удобства пользователя, однако ограниченная способность компьютера распознавать нестандарт­ные реплики владельца и адекватно на них реагиро­вать порой раздражала безмерно. В такие минуты сложная машина казалась Сьюзен тупой грудой же­лезок, непомерно дорогой игрушкой, предназначенной не для нормальных людей, а для психов, поме­шанных на современных компьютерных технологиях.

Она и сама не могла бы объяснить, почему выбра­ла именно это кодовое слово. Должно быть, Сьюзен получала подсознательное удовольствие от возмож­ности приказывать кому-то по имени Альфред. И от сознания того, что этот Альфред должен беспреко­словно ей подчиняться.

Если именно в этом было все дело, то у нее име­лись все основания беспокоиться о состоянии своей психики. Возможно, Сьюзен не помешал бы курс психоанализа, однако она старательно гнала от себя эти мысли. Думать об этом ей не хотелось.

И она продолжала сидеть в темноте.

Она была так прекрасна!

Прекрасна!

Она сидела в темноте обнаженной. И она была совершенно одна. Она даже не подозревала, как ско­ро и как сильно изменится вся ее жизнь.

— Альфред, включи свет! — скомандовала она.

Ночники по углам комнаты нерешительно мигну­ли и зажглись, постепенно разгораясь. Просторная спальня возникала из темноты не сразу, а частями, словно объемное черно-серое изображение на про­травленном кислотой серебряном подносе под кус­ком жесткого войлока. Ночное освещение было со­всем тусклым, но если бы Сьюзен потребовала боль­ше света, компьютер повернул бы регулятор реостата и включил дополнительные лампы.

Но Сьюзен молчала, и освещение в спальне оста­валось приглушенным.

Сьюзен всегда чувствовала себя уютнее в полуть­ме. Даже ярким весенним днем, когда воздух снару­жи звенел от десятков птичьих голосов, когда ветер нес с собой запахи трав и цветущего клевера, а сол­нечный свет, напоминающий золотой дождь, осве­щал сад, делая его похожим на земной рай, она пред­почитала тень и приказывала опустить жалюзи.

Сьюзен встала с кровати и выпрямилась во весь рост. Она была совсем худенькой, подтянутой и гиб­кой, точно подросток, но вместе с тем — вполне оформившейся и бесконечно женственной. Когда серебристый свет от ламп упал на ее гладкую кожу, он сразу стал золотистым, и ее тоненькая фигурка, казалось, сама засветилась в темноте, словно где-то внутри Сьюзен скрывался свой собственный источ­ник энергии.

Когда она входила в свою спальню, скрытая каме­ра наблюдения в углу автоматически выключалась, обеспечивая ей абсолютное уединение. Она сама проверила ее, прежде чем лечь в постель, и все же ее не покидало ощущение того, что за ней наблюдают...

Повернув голову, Сьюзен поглядела в дальний угол комнаты, где среди завитушек лепного карниза был замаскирован объектив видеокамеры. В полуть­ме спальни она с трудом нашла крошечное темное пятнышко, да и то только потому, что доподлинно знала, где нужно искать.

Нашла и полуосознанным жестом прикрыла ру­ками свои обнаженные груди.

Она была прекрасна.

Прекрасна, как мадонна Возрождения.

Как Венера Боттичелли, которая нагой выходит из морской пены.

Прекрасная и стройная, она стояла возле своей узкой китайской кровати, смятые покровы которой все еще хранили тепло и запах ее тела. Если бы до­тронуться до тонкого египетского хлопка простынь, если поднести их к лицу, это тепло и этот запах еще можно было бы ощутить, но рядом никого не было.

Сьюзен была одна.

И она была прекрасна.

— Альфред, мне нужен отчет по камере наблюде­ния в спальне.