В хаосе, при явке в 10 процентов, избрали Конвент, расколовшийся на Жиронду, «Гору» и «Болото»; добра не жди. Но есть надежда: Дюмурье, после бегства Лафайета возглавивший Восточную армию, разбил австрийцев. «На следующий день Национальный конвент потряс народы Европы, провозгласив Республику! Всем гражданам стало так легко дышаться, что можно было подумать: с груди каждого свалилась тяжесть трона. Ослепление длилось недолго, зато было сильным: все думали, что провозгласили настоящую республику, ради которой и пожертвовали революцией. Ну, ничего!»

Работал над этой махиной Дюма с большими перерывами, беспрестанно ездя то в Париж, где собирался начинать жизнь заново, то в Турин за материалами к «Савойскому дому», то в Экс-ле-Бен проветриться; кроме того, он дал в «Родину» роман «Ашборнский пастор» по мотивам произведения Августа Лафонтена; скучновато, видно, что ему больше нравилось писать отступления, занявшие более половины текста: об Орлеанских, о Байроне, о том о сем. Французский театр попросил какую-нибудь комедию, Дюма написал «Юность Людовика XIV» — о романе короля с одной женщиной накануне свадьбы с другой. Альфонс Эскиро предложил великолепный сюжет: врач находит ребенка-маугли и делает из него человека, Дюма сговорился с «Парижским обозрением», начало писал Эскиро (он был медиком). В октябре 1853 года Дюма уехал в Париж — там новая неприятность: Жирарден получил предупреждение цензуры из-за «Мемуаров» и прекратил публикацию. В «Юности Людовика» цензоры нашли намеки, Дюма хлопотал, обращался к императрице с уверениями в почтении, ответа не было, пьесу запретили (она была поставлена в Брюсселе 20 января 1854 года). Дюма за неделю написал другую — «Юность Людовика XV». Дочери, 23 октября: «Детка, докладываю тебе, несмотря на мое долгое отсутствие, дела хороши… Мемуары запрещены, но скоро будут выходить в новом виде… „Людовик“ запрещен, но я могу опубликовать его…» Он просил Мари торопить Эскиро с «Сотворением и искуплением», но из этого, обещавшего быть безумно интересным, замысла ничего не вышло: не любой с любым может работать в соавторстве. Эскиро писал жене в ноябре 1856 года: «Александр Дюма мне не должен ничего. Мы действительно вместе начали роман… по причинам, о которых бесполезно говорить, он не был окончен» — и заодно опровергал пущенный Мирекуром слух, будто он, Эскиро, и Ноэль Парфе — авторы «Лакедема».

Дюма осел в Париже. Дом в Брюсселе оставил Парфе и дочери. Их приехать в Париж не просил — хотел то ли сохранить убежище на всякий случай, то ли на время вырваться из-под опеки чересчур добродетельных, хотя и любимых людей. Новый удар — запретили «Людовика XV»: оскорбляет чувства верующих, ибо там есть отрицательный персонаж — священник. Автор не очень горевал — был занят грандиозным проектом. Газета, но не такая, как скромненький «Месяц», а роскошная, и не общественно-политическая, каковые должны платить за публикацию романов налог, а литературная — такие от налога освобождены. Журналист Альфред Асселен писал, как той осенью на скачках встретил Дюма с Изабель Констан — она зевала, он спал… Увидев Асселена, «спокойно открыл глаза и послал мне одну из тех добрых отцовских улыбок, какими он всегда встречал молодых… „Я основываю на этой неделе литературный журнал, вы будете делать его со мной?“» Обедали вместе: «Он безумствовал. Он заказал бутылку кипрского вина… Говорил, что публика купит по крайней мере 10 000 экземпляров и уже в конце месяца мы будем богаты.