Испанцы в очередной раз выбирали короля, из-за этого поссорились Пруссия и Франция, желавшие провести на трон своих ставленников, но это был предлог; Бисмарк хотел покорить Европу, Луи Наполеон — провернуть маленькую войну, чтобы восстановить свой престиж; первый спровоцировал второго на оскорбительные заявления, ответил такими же, и, по сути дела, лишь за «перепалку» большинство во французском парламенте проголосовало за войну с Пруссией. Безумие: армия слаба, никто не поддержит, Франция испортила отношения почти со всеми странами (с Россией — из-за Крымской войны и Польши, с Англией — из-за Вьетнама, с Испанией — из-за Мексики, с Австрией и Италией — из-за итальянского объединения). Сплошные поражения: 4 августа, 16 августа. Дюма был в отчаянии, задыхался, вновь не мог говорить и ходить, его перевезли на другой курорт, Баньер-де-Люшон; в конце августа, решив, что он умирает, доставили в Париж. Что с ним там происходило, никто толком не знает — Мари скрывала его состояние от окружающих, но предположительно было несколько кровоизлияний в мозг. Последнее письмо он написал из Парижа девятилетней внучке Колетт: «Прощай, моя детка, любя меня, я тебя люблю». В первых числах сентября Мари сообщала брату об «ударе» — инсульте. «Страшны не только смерть, старость или безумие, — сказал Вильфор, — существует, например, апоплексия — это громовой удар, он поражает вас, но не уничтожает, и, однако, после него все кончено. Это все еще вы и уже не вы; вы, который, словно Ариель, был почти ангелом, становитесь недвижной массой, которая, подобно Калибану, уже почти животное… немой и застывший труп, который живет без страданий, только чтобы дать время материи дойти понемногу до окончательного разложения». Но так думает Вильфор — а старый Нуартье, как мы помним, не труп, он ясно мыслил и чувствовал — при инсульте это возможно. Если же бедный Дюма осознавал происходящее — радовало ли оно его?

После поражения при Гравелоте французская армия была осаждена у города Мец. Луи Наполеон с маршалом Мак-Магоном сформировал новую армию и выступил с ней туда, готовы они были плохо, прусский главнокомандующий фон Мольтке их окружил, 1 сентября — битва, французы отступили в Седан, пруссаки подвергли город бомбардировке, требуя капитулировать и отдать Лотарингию и Эльзас. Император был вынужден согласиться, его взяли в плен с 82 тысячами солдат. Париж взвыл от негодования; в ночь на 4 сентября на экстренном заседании нижней палаты левый депутат Жюль Фавр предложил низложить императора, толпы на улицах требовали того же, утром толпа, по заведенному обычаю, вломилась в палату, Гамбетта объявил: «Луи Наполеон и его династия перестали править во Франции». Далее толпа пошла — куда? — правильно, в мэрию, там провозгласили республику и наспех сформировали Временное правительство. Императрица бежала. «Как могло случиться, что два человека, чей взгляд еще три дня назад приводил в трепет весь Париж, валялись в сточной канаве и люди вокруг них кричали: „Надо бросить эту падаль в Сену!“?»

По словам Ферри, у Дюма, когда ему сказали, что провозглашена республика, «по щекам потекли слезы», а от горя или радости, Ферри не разъяснил. Что тут неясного, конечно от радости? Да, наверняка был растроган, но… Он столько раз все это видел: побежали, закричали, провозгласили, постреляли, попели «Марсельезу» — и посадили себе на шею нового короля, умудрясь выбрать самого недостойного; тех, кто делал революцию, задвинули, в выигрыше один непотопляемый Тьер… А теперь вообще все ужасно, пруссаки взяли город в кольцо, Гамбетта на воздушном шаре облетал провинции, пытался собрать армию — нет армии… В суматохе всем было не до Дюма, Гюго, примчавшийся в Париж 5 сентября, даже не знал, что старый друг здесь.