У кровати стоял столик на колесиках с пластмассовым кувшином воды и стаканом. Довольно глупо, если подумать, ведь своими перевязанными руками Эдди еще долго ничего себе налить не сможет. Но кувшин сослужил мне другую службу: я прислонил к нему фотографию, чтобы Эдди увидел ее, когда проснется. Прислонил и направился к двери.

Я уже почти дошел до двери, как Эдди заговорил. Заговорил шепотом, который так не вязался с его обычным злобным ворчанием.

— Пацан.

Я с неохотой вернулся к кровати. В углу стоял стул, но пододвигать его и садиться я и не думал.

— Как вы, Эдди?

— Не могу сказать. Дышать тяжело. Крепко же они меня обмотали.

— Я принес вам ваши перчатки, но вижу, что… — я кивнул на его перевязанные руки.

— Да уж. — Он глубоко вздохнул. — Может, хотя бы руки мне тут вылечат. Уже что-то. Чешутся они просто блядски. — Он посмотрел на фотографию. — Ты зачем ее принес? И что ты делал в моей конуре?

— Лэйн сказал мне занести туда перчатки. Я занес, но потом подумал, что, может, они вам понадобятся. И фотография тоже. Может быть, вы хотите, чтобы Фред Дин позвонил этой женщине?

— Корин? — Он фыркнул. — Она уже двадцать лет как умерла. Налей-ка мне воды, пацан. Я высох, словно старая собачья какашка.

Я налил и протянул ему стакан. Даже вытер ему уголок рта, когда вода слегка пролилась. Слишком тесное у нас получалось общение, но все казалось не таким страшным, едва я вспоминал, что всего несколько часов назад я целовал этого жалкого ублюдка взасос.

Спасибо он не сказал, да и знакомо ли ему вообще это слово?

— Приподними-ка фотографию, — попросил он.

Я приподнял. Несколько секунд он всматривался в нее, а потом вздохнул.

— Жалкая, лживая сучка. Правильно же я сделал, что сбежал от нее в «Королевские ярмарки по-американски». — В уголке его левого глаза набухла слеза. Немного поколебавшись, она покатилась по щеке.

— Хотите, чтобы я ее забрал и прикнопил у вас в конуре?

— Да нет, оставь. У нас был ребенок, знаешь ли. Малышка.

— Да?

— Да. Ее сбила машина. Вот так, в три года, она и умерла на улице, как собака. А эта шалава трепалась тогда по телефону вместо того, чтобы за ней присматривать. — Он отвернулся и закрыл глаза. — Всё, чеши отсюда. Говорить больно, да и устал я. Мне будто слон на грудь уселся.

— Ладно. Берегите себя.

Он лишь скривился, не открывая глаз.

— Смех, да и только. И как, по-твоему, мне себя беречь? Идеи есть? А то у меня нет. У меня ни родственников, ни друзей, ни сбережений, ни страховки. Что мне вообще делать?

— Все образуется, — сфальшивил я.

— Ну да, в фильмах обычно так и бывает. Давай, уматывай.

На этот раз я успел дойти до двери, когда он заговорил снова.

— Лучше бы ты дал мне умереть, пацан. — Никакой мелодрамы, просто мимолетное наблюдение. — Я бы уже встретился с моей малышкой.

Когда я шел назад по больничному вестибюлю, то вдруг замер, поначалу не поверив собственным глазам. Но это была она, никакой ошибки — с одним из своих бесконечных заумных романов. В этот раз он назывался «Диссертация»

— Энни?

Она подняла взгляд — и когда она меня узнала, настороженность сменилась улыбкой.

— Дев! Что вы тут делаете?

— Навещал знакомого с работы. У него сегодня случился сердечный приступ.