Вблизи Неаполя мой пышный дом

         Белеется на берегу морском,

         И вкруг него веселые сады;

         Мосты, фонтаны, бюсты и пруды

         Я не могу на память перечесть;

         И там у вод, в лимонной роще, есть

         Беседка; всех других она милей,

         Однако вспомнить я боюсь об ней.

         Она душистым запахом полна,

         Уединенна и всегда темна.

         Ах! здесь любовь моя погребена;

         Здесь крест, нагнутый временем, торчит

         Над холмиком, где Лоры труп сокрыт.

         При верной помощи теней ночных,

         Бывало, мы, укрывшись от родных,

         Туманною озарены луной,

         Спешили с ней туда рука с рукой;

         И Лора, лютню взяв, певала мне...

         Ее плечо горело как в огне,

         Когда к нему я голову склонял

         И пойманные кудри целовал...

         Как гордо волновалась грудь твоя,

         Коль очи в очи томно устремя,

         Твой Джюлио слова любви твердил;

         Лукаво милый пальчик мне грозил,

         Когда я, у твоих склоняясь ног,

         Восторг в душе остановить не мог...

         Случалось, после я любил сильней,

         Чем в этот раз; но жалость лишь о сей

         Любви живет, горит в груди моей.

         Она прошла, таков судьбы закон,

         Неумолим и непреклонен он,

         Хотя щадит луны любезной свет,

          Как памятник всего, чего уж нет.

         О, тень священная! простишь ли ты

         Тому, кто обманул твои мечты,

         Кто обольстил невинную тебя

         И навсегда оставил не скорбя?

         Я страсть твою употребил во зло,

         Но ты взгляни на бледное чело,

         Которое изрыли не труды, —

         На нем раскаянья и мук следы;

         Взгляни на степь, куда я убежал,

         На снежные вершины шведских скал,

         На эту бездну смрадной темноты,

         Где носятся, как дым, твои черты,

         На ложе, где с рыданием, с тоской

         Кляну себя с минуты роковой.