Шаги замерли у нее за спиной.

Лика нервно закусила губу. До боли, чтобы взять себя в руки.

Там, позади, стоял человек, который косвенно был виноват в смерти ее матери.

Человек, который отказался от нее, выбросил из своей жизни, как ненужный хлам.

И если мотивы Кирилла она еще могла скрепя сердце понять и простить, потому что любила, то его…

Сердце замерло, когда Андрулеску заговорил. Его голос был низким, раскатистым, похожим на рык крупного хищника. А слова ледяными глыбами падали в пустоту:

— Анжелика… Жаль, что ты проигнорировала все мои приглашения. Мы могли бы избежать многих недоразумений. Но раз уж ты здесь… — Антуан на секунду запнулся. Не от волнения, нет, просто искал правильные слова, которые не прозвучали бы, как приказ. Ведь он давным-давно разучился о чем-то просить. Особенно женщин. — Ты не уйдешь, не выслушав меня.

С тихим вздохом Лика положила руки на грудь Кириллу. В ее ладонях отозвалось сильное и размеренное биение его сердца, и это вселило в нее уверенность в правильности решения.

Если она сейчас не оглянется, не выслушает отца, не даст ему шанс оправдаться, то сомнения и неуверенность будут преследовать ее всю оставшуюся жизнь. Она должна узнать правду. По крайней мере, одну из ее сторон.

Стромов с тревогой заглянул ей в глаза, и ее взгляд подтвердил: «Да, ей это нужно».

Нужно подойти к этому человеку, посмотреть ему в лицо и понять, чем он руководствовался, причиняя боль самым близким.

— Я рядом, — шепнул Кирилл и, едва заметно кивнув, отпустил ее.

Лика развернулась к отцу.

Глава 32

Их взгляды скрестились на долю секунды. Сошлись, будто два пехотинца в бою, высекая почти ощутимые искры. Воздух вокруг опасно сгустился, пронизанный этими искрами, казалось, он вот-вот заискрится от напряжения.

Взгляд Андрулеску — тяжелый, пронзительный — прошил Лику насквозь, выворачивая ее душу наизнанку, обнажая каждый уголок. Но девушка выдержала, не опустила глаза. Она смотрела открыто и твердо, и в ее взгляде не было и тени страха.

По лицу Мастера мелькнуло легкое удивление. Еще ни одна женщина не смотрела ему в лицо с таким хладнокровием. Но он тут же напомнил себе: это не просто женщина, это его взрослая дочь, и в ее жилах течет та же самая кровь, что сделала его таким, как он есть.

— Да, — Лика вздернула подбородок, — нам нужно поговорить.

Спрятав эмоции под маской бесстрастия, она продолжала удерживать его взгляд. И от нее не укрылось его удивление.

— Если о твоей матери…

— Нет, — она резко оборвала его. Об этом он ей расскажет потом, наедине, когда их не будет слушать толпа незнакомых мужчин. Пусть личная жизнь родителей останется личной, не стоит ее обсуждать при свидетелях. — О Захаре Стромове. Я хочу знать, что с ним произошло, и какое вы имеете к этому отношение.

От нее не укрылось, как вздрогнул Кирилл. Вздрогнул, точно его ударили. Он явно не ожидал такого вопроса.

Андрулеску тяжело усмехнулся:

— Вы? Моя дочь называет меня на «Вы».

Она прищурилась, но мысль развивать не стала. Просто стояла и ждала, что он скажет в свое оправдание.

Антуан обвел взглядом вокруг себя. Его люди окружили их плотным кольцом, но у каждого на лице был написан тот же вопрос. Все эти парни были детьми, когда случилась трагедия, никто из них не знал даже тысячной доли той правды, которая была известна ему.

Да, он знал слишком много. И порой эти знания не давали спать по ночам. Но каждый раз, вспоминая те дни, он сознательно убеждал себя в том, что все сделал правильно.

Что значит жизнь одного, когда на кону выживание целой расы?

— Ладно.