— Да.

— Отлично. Но его не выбирали голосованием или еще каким-нибудь способом, который практикуют в таких случаях. Просто он на тот момент был самым старшим из нас. Из тех, что остались в живых после повальной утилизации. И власти назначили его на место главы, а я стал его правой рукой.

— Приором, — подсказал Кирилл, буравя его неприязненным взглядом.

— Да, приором. Глава — это мозг резервации, ее идейный лидер, вожак — называй, как хочешь. Суть не меняется. А приор — его руки и ноги. Захар приказывал — я исполнял, но скоро стало ясно, что человеческого в нем еще меньше, чем в нас. Но главное — он не хотел договариваться с людьми. Он их ненавидел.

— А моя мать? — перебил Стромов.

Антуан бросил на него красноречивый взгляд.

— Твоя мать была его парой. Думаю, тебе не стоит объяснять, что это значит? Но даже с ней он несколько раз терял контроль над собой. Его агрессия порой была беспричинной, но она стоила многих жизней.

— Врешь!

Кирилл сделал в его сторону пару шагов. Кто-то попытался его остановить, но он, не глядя, оттолкнул чужую руку.

Антуан медленно покачал головой:

— Это правда. На одной из встреч твой отец сорвался и напал на представителя властей. Мужчина умер почти мгновенно: Захар сломал ему шею прежде, чем кто-то смог его остановить. В ответ телохранители чиновника открыли огонь по толпе. Было убито около десятка веров и две женщины из числа звериных невест. После этого несколько лет человеческие девушки не желали к нам приезжать. Никто не желал. Нас боялись. Мы оказались отрезанными от всего мира, но Захар убедил всех, что для нас это только лучше. На тот момент никто даже не представлял, каково это — жить в такой изоляции. Это сейчас с нами торгуют, общаются, у нас есть больницы и интернет. А тогда? За несколько месяцев мы опустились до уровня пещерных людей. Сначала нам отрубили электричество, потом не стало горючего. Мы остались без света, без связи с внешним миром. Да, мы пытались наладить быт, делать хоть что-то, но все понимали, что это бессмысленно. Нас оставили здесь умирать!

Лика потрясенно молчала. В словах отца, этого закоренелого негодяя, ей послышался крик души. И в ответ на это в памяти что-то откликнулось.

— Да, я что-то такое помню… — прошептала она. — Этого не было в учебнике по истории Химнесса, но наш профессор как-то обмолвился, что авторы намеренно удалили некоторые эпизоды. Мол, есть вещи, о которых потомкам не стоит знать.

— Вот именно. — Взгляд Андрулеску припечатал Кирилла к земле. — С нами осталось два человека. Это были работники лаборатории, которые не успели покинуть остров. Их банально забыли. Захар приказал их убить, но в тот день ко мне пришла твоя мать, Кирилл. Она просила помочь им укрыться. Одним из этих людей был Павел Мещерский, вторым — его ассистент Генри Нейман. Они смогли реанимировать старую рацию и связаться людьми. Рассказали, что здесь происходит. Точнее, это я их заставил. Мне надоело смотреть, как мы превращаемся в свору диких собак, как самые рассудительные из нас превращаются в агрессивных чудовищ.

Он замолчал, следя за тем, как меняется лицо Анжелики.

— И, что было дальше? — спросила девушка, боясь услышать ответ.

— С ними связался один человек из правительства. Его интересовали эксперименты, которые проводились на Химнессе, и он был не рад, когда их закрыли.