Общей же для этих двух «самостей» оказалась, как это в конечном итоге выяснилось, ненависть к родителям как к любящей паре. Первоначально родители могли восприниматься только как связанные ненавистью и несовместимостью, это означало, что их соединение друг с другом было катастрофой. Постепенное возвращение пациенткой спроецированных частей себя в ходе длительного и весьма трудного лечения привело к возникновению представления о паре, которая могла соединяться охотно и ко взаимному удовольствию. И тут возникли новые осложнения с прорвавшимися наружу завистью и ревностью — эти эмоции ощущались как невыносимые и, казалось, становились настоящей душевной болью.

Мне хотелось бы специально выделить проблемы данной пациентки и не обсуждать ее вместе с другими пациентами, о которых говорится в данной работе, затруднения которых в эдиповой ситуации не проявились столь рано, в такой тотальной форме или столь примитивно. В клиническом смысле отличие заключается в том, что проблемы мисс А. по своему характеру и типу относятся к параноидно-шизоидной позиции. Я считаю, что этиологически данное отличие заложено в неспособности создать на надежном основании хороший материнский объект до столкновения с превратностями эдипова комплекса.

Эдипальные иллюзии

Как было вкратце изложено выше, эдипальные иллюзии в эволюционном отношении представляют собой гораздо более поздний феномен, нежели то примитивное устранение самого понятия о родительских взаимоотношениях, сопровождающееся бредом, которое я описал в предыдущем разделе. Когда эти иллюзии превалируют, человеку известно о взаимоотношениях родителей, но их полное значение от него ускользает, а природа их, состоящая в различии между взаимоотношениями родителей и взаимоотношениями родителя и ребенка, не распознается.

Иллюзия ощущается как защита индивидуума от психической реальности фантазий об эдипальной ситуации. Я обнаружил, что в подобных случаях эти фантазии суть ожидания бесконечно унизительного вынужденного созерцания родительского торжества или катастрофическая версия родительского сношения. Это последнее воспринимается либо как внушающее ужас садомазохистическое или смертоносное сношение, либо как депрессивные образы разрушенной супружеской пары в разрушенном мире. Однако пока подобные иллюзии сохраняются как уловки для обхода лежащей в их основе ситуации, невозможно разрешение эдипова комплекса с помощью нормальных процессов соперничества и отказа.

Думаю, что в условиях нормального развития такие иллюзии нередки, но преходящи. Циклы формирования и разрушения иллюзий характерны для психоанализа. Однако у некоторых людей инерция организованной эдипальной иллюзии препятствует разрешению комплекса, а в ходе психоанализа — полному развитию его переносного эквивалента.

Такие иллюзии часто представляют собой осознаваемые или почти осознаваемые версии реальных жизненных ситуаций. Например, на супервизии я узнал о молодой женщине, которая занималась музыкой и придавала своим профессиональным контактам с преподавателем музыки тайный смысл подготовки к любовной связи. Когда она обратилась к психоанализу, ее представления о своем аналитике заполнились тем же самым эротическим смыслом и уверенностью, что все закончится браком.

Эти идеи осуществления желаний зачастую остаются нераскрытыми в ходе психоанализа, где они приобретают форму убежденности пациента в том, что между пациентом и психоаналитиком устанавливается тайное взаимопонимание, которое выходит за рамки формально признаваемого; на это указывал Фрейд в своей статье «О любви в переносе» (Freud, 1915а). Иллюзорные особые отношения могут приобретать не столь явно сексуальные формы, как в приведенном примере, все же имея под собой некоторое эротизированное основание.