Должно быть, два педагога по одному предмету назначались с таким расчетом, чтобы один из них дополнял недостающее в другом. Но они не дополняли, а, скорее, начисто отрицали друг друга. Если преподаватель композиции Юлиус Рихтер был педантичен и придирчив, то его коллега профессор Рейнеке, напротив, давал ученикам слишком много свободы. Он гордился тем, что не стеснял индивидуальности молодых музыкантов и не внушал им никаких правил, должно быть рассчитывая, что строгий Рихтер все внушит сам. Эдвард был на первых порах очарован такой терпимостью и приносил Рейнеке сочинения вне тональности и вне ритма. Первых уроков он очень боялся. Но Рейнеке просмотрел эти фантастические работы и сказал:

– Что ж, недурно!

Эдвард смутился. Он спросил, не слишком ли это смело.

– Нет, ничего! – ответил Рейнеке. – Это похоже на «музыку будущего», но я не намерен стеснять вас!

Присутствующий при этом теоретик Папперитц воскликнул:

– Надеюсь, это будущее довольно далеко от нас!

Вот и все, что услышал Григ.

– Ну что же! – заключил Рейнеке. – Теперь, я думаю, можно приступить к сочинению квартета.

Эдвард с удивлением посмотрел на него. Но педагог не шутил.

– Квартет – это превосходная форма, – сказал он. – Это приучит вас к владению ансамблем.

Да, но как  пишутся квартеты? Эдвард не имел об этом никакого понятия. Из двух профессоров композиции ни один не захотел ему помочь. Дело в том, что профессора Лейпцигской консерватории не согласовывали свои задания. Напротив, они, если можно так выразиться, пребывали в состоянии вечного взаимного непризнания. Оно не принимало форму столкновений – коллеги были на редкость вежливы друг с другом, и, чем враждебнее, тем вежливее, – но они «умывали руки», если метод кого либо из педагогов ставил ученика в тупик. Так «ребусник» Рихтер устранился, когда Григ пришел к нему со своей заботой.

– Что касается меня, – сказал он, – то я не стал бы поручать сочинения подобного рода ученику, да еще на первом году обучения!

– Что же мне делать? – спросил Эдвард.

Рихтер пожал плечами:

– Здесь всякое действие обречено на неудачу!

Но Эдвард не мог уклониться от задания. Его с детства приучали доводить все до конца. И упорство было в его характере.

Он достал партитуры квартетов Гайдна, Моцарта и Бетховена и принялся старательно изучать их. Когда же он наконец написал нечто годное для одновременной игры на четырех инструментах, Рейнеке посмотрел и сказал:

– Вот и хорошо! – И отложил квартет в сторону.

– Какие же у меня ошибки? – осмелился спросить Эдвард. – Что нужно исправить?

– Ошибок довольно много, – ответил Рейнеке улыбнувшись, – но это больше по части моего доброго коллеги Рихтера! Он, так сказать, ловец ошибок. Мое же дело – определить направление вашего таланта. Квартетной формой вы овладеете, если будете упражняться. Теперь надо попробовать написать что нибудь для оркестра.

– Для оркестра?

– Симфонию, пожалуй, рановато. Но что вы скажете об увертюре?

– Этого я не сумею, – твердо сказал Эдвард.

– Очень может быть. Но разве мы всегда делаем то, что умеем? Мы учимся. А это значит, что на определенной ступени мы чего то не умеем!

В этом была логика. «Но все же, – думал Эдвард, – ученье надо усваивать постепенно». Он робко высказал это мнение профессору.

– Отлично! – ответил Рейнеке. – После фортепианной пьесы я задал вам квартет, а после квартета – увертюру. Разве в этом нет постепенности?

Он улыбнулся немного иронически, как будто сам сознавал несовершенство своего метода.