Гавань, довольно удобная и вместительная, защищала суда от всех ветров, за исключением одного — северо-восточного. Но именно сегодня ветер дул с северо-востока. Укрытые в гавани суда подбрасывало и раскачивало в разные стороны. Гейбриел понимал: надо как можно скорее отвести Антуанетту на берег и там, в гостинице, уложить ее в теплую кровать для скорейшего выздоровления.

Он спустил за борт шлюпку, побросал в нее свои сумки и ее саквояж, а затем спустился вниз за Антуанеттой.

Она спала, слегка нахмурившись, вид у нее был утомленный и бледный. Даже бренди не помогало, на нее нельзя было смотреть без боли. Гейбриел хотел, чтобы она скорее поправилась, а уж потом он решит, как ему быть дальше.

Антуанетта сквозь едва приоткрытые глаза следила за ним. Он молча разглядывал ее. Зрелище ее страданий, должно быть, доставляло ему удовольствие.

Она открыла глаза, вздохнула и взглянула на него:

— Я не умру?

Он присел рядом с ней, ласково провел ладонью по ее щеке и тихо сказал:

— Нет, Антуанетта, вы не умрете. От морской болезни не умирают.

Она застонала и опять закрыла глаза:

— Мы по-прежнему плывем.

— Да. Но нам надо будет сойти на берег. У вас хватит сил, чтобы самостоятельно спуститься с яхты, дорогая?

— На берег? — хриплым голосом переспросила Антуанетта.

— Да. Так вы в состоянии это сделать?

Она кивнула, а затем с усилием произнесла:

— Мне надо одеться, а еще мне хотелось бы принять ванну.

— Вы все получите, как только мы доберемся до гостиницы. И ванну, и удобную кровать. Думаю, вам понравится.

— Чудесно, — вздохнула она.

Гейбриел собрал ее одежду, которая после ночи лежала разбросанной по всей каюте. Антуанетта настолько ослабела, что ему пришлось помочь ей одеться; наконец, когда он застегнул на ней платье, все было готово. Наброшенный на плечи плащ помог скрыть небрежности в ее туалете.

— В следующий раз, когда будем убегать, лучше воспользуемся поездом, — прошептала она.

Он рассмеялся и подхватил ее на руки:

— Можно сделать из этого хорошую традицию. Каждый год мы будем убегать на новое место, используя другое средство передвижения.

Она обхватила руками его шею:

— Замечательно. Пешком до Эдинбурга, на ослике до Кардиффа и на самый север страны на слоне.

— Вам как будто лучше, — сказал он, заметив легкий румянец на ее лице.

— От одной мысли, что скоро мы будем на берегу.

Гейбриел осторожно поднял ее на руках на палубу. Шлюпка, привязанная к судну, качалась возле борта. Он бережно спустил ее вниз, пока она не встала обеими ногами на дно шлюпки ближе к корме. Она уселась на широкое сиденье, и Гейбриел тут же перекинул ногу через борт судна, готовясь спрыгнуть в шлюпку.

— Постойте, — вдруг воскликнула она, нервозно роясь то в одном, то в другом рукаве платья.

— Что случилось? — спросил он.

Она взглянула на негр своими карими глазами, казавшимися еще чудеснее на ее бледном лице:

— Я забыла свой носовой платок.

Гейбриел удивленно приподнял брови:

— Какой еще платок? Я куплю вам дюжину, не переживайте.

— Но это… подарок моей матери, — запинаясь, сказала она, и внезапно на ее глаза навернулись слезы. — Она умерла, когда мне было всего пять лет. Он очень мне дорог.

Она с сожалением покачала головой, улыбаясь сквозь слезы.

— Конечно, вы правы. Какая я глупая — у вас ведь нет времени возвращаться за каким-то несчастным платком.

Гейбриел вздохнул. Будучи джентльменом, он понял, что у него нет иного выхода, кроме как вернуться и принести этот платок.