Светлые волосы еще сильнее отросли, закрывают уши и мягкими волнами обрамляют слишком суровое и какое-то повзрослевшее лицо, спускаясь до линии мощных плеч. Только глаза по-прежнему синие, смотрят на меня с теплом. И укором. Что я сделала не так? Почему он решил вернуться в сны и напомнить о себе, напомнить о том, что я сделала с ним? С нами? Он сидит и смотрит. Смотрит и молчит. А у меня внутри все переворачивается.
А может, он погиб? Может, я тоже умерла?
Я хочу подойти к нему, зарыться носом в волосы, вдохнуть знакомый аромат и наконец прекратить эту бессмысленную гонку за достижениями и властью. Забыть о Марселе, Париже, ненужной карьере и будущем, которое не оправдало ожиданий. Мне хочется почувствовать вкус его губ и тяжесть молодого и сильного тела. Почувствовать, как он теряет контроль, распаляясь от одного взгляда. Как вжимает меня в стену. Как защищает от всего мира.
Как юный парень смог перевернуть весь привычный уклад моей жизни? Что в нем есть такое, что я до сих пор не могу его забыть?
Я просыпаюсь со слезами. Губы соленые и сухие, потрескались. Кажется, у меня жар. Я не могу разглядеть происходящее. Влажная тряпица на лбу. Молю позвать врача. Я говорю это вслух или?.. Наверное, не говорю. Кто-то меняет компресс. Я чувствую слабый укол, снова проваливаюсь в сон.
Тьма живая. Она пульсирует и ждет, пока я оступлюсь. Но я не могу сдаться. Не так и не сейчас. Слишком многое поставлено на карту, слишком много собственных границ я уничтожила на пути к этой свободе.
Я выныриваю из тьмы и тут же зажмуриваюсь: кто-то светит фонариком в глаза. Пытаюсь ругаться, наверное, что-то шепчу. Не понимаю, что мне отвечают. Больно. Снова темно.
Еще через какое-то время я наконец делаю полный вздох. Тело болит так, как будто меня били. Не удивлюсь, если били. Пульсирующую тишину разрезает мой стон — я пытаюсь пошевелиться, но не получается. Сильная рука помогает мне приподнять голову. В меня вливают какую-то жидкость. Приятно.
Мимолетное прикосновение к щеке. Я слышу шепот, но не разбираю слов. Хочется спать. Все еще болит живот.
Лишь однажды я переживала лихорадку. Это было в детстве. Тогда не было страшно, наверное, сейчас тоже страха я не испытываю. Скорее, меня поглощает боль.
Когда я окончательно прихожу в себя, обнаруживаю рядом его. Он спит в кресле, вытянув длинные ноги. Рубашка вопреки обыкновению измята и распахнута на груди, на шортах какие-то пятна. В воздухе резкий запах лекарств.
Я пытаюсь сесть, не получается, но пытаюсь снова. Надо оглядеться, понять, что произошло. Хотя на самом деле я все это время знала, что именно произошло. Я осталась жива. Какая забавная ирония. Лучше бы я умерла на этой яхте. А он бы проиграл, навсегда проиграл. Потому что сломал куклу, которую пытался обожествить, но вместо этого уничтожал ее обесцениванием.
По его телу пробегает дрожь, и наши взгляды встречаются, словно клинки. Я без сил. И откуда это чертово упрямство? Откуда эта способность противостоять, перехватывать инициативу, буквально выгрызая ее?
— Ты убил нашего ребенка?
Слова звучат ядовито, и я упиваюсь этой ядовитостью. Он бледнеет. Страшно. Его душа снова обнажена. Он раздавлен. Он не ожидал нападения. Эти мысли придают сил. Я все-таки подтягиваю тело и сажусь. Сажусь, чтобы смотреть на него с вызовом.
— Анна, я…
— Некоторые границы лучше не переходить.
Он закрывается руками. А в моей голове зреет план. План, как заставить его отказаться от своей безумной идеи, как вернуть меня домой.
— Ты должен исчезнуть.
Я шепчу. Его плечи вздрагивают и опускаются. Когда он снова смотрит мне в глаза, нет ни силы, ни вызова. Только страх, раскаяние и вина. Море вины. Лучший в мире крючок для любых манипуляций.
Я хочу есть, пить, у меня нет сил. Но сейчас, в это мгновение, впервые почти… за год? Я чувствую, что хочу вернуться. |