А мы забираемся все дальше на запад. Почему?
— А! — Егерь сбавил скорость, объезжая развесистый коралл, что расположился посреди дороги многоруким Шивой. — Понял вас. К атоллу Алехандро не подберешься на джипе. Вот доедем до Персефоны, а оттуда — пешочком через риф. Километров пятьдесят… Не смущает?
— Хм… нет! — Реми принялась махать перед собой блокнотом для путевых заметок, точно веером. — Что вы! Каких-то пятьдесят километров пешком. Эндрю, а что представляет собой Персефона?
— Поселок, — Скворцов пожал плечами, — второй по величине после Прозерпины. — Он вдруг лучезарно улыбнулся. — Вообще, Прозерпина и Персефона — две классные древнегреческие девчонки, которые охраняют условные владения людей на Сирене. Их соединяет длинная дорога на этой планете, есть еще крошечные поселения, но они нанизаны на эту дорогу, как бусинки на леску.
— Меня интересует, есть ли в Персефоне магазины.
— Что-то забыли прихватить в дорогу? — Скворцов поглядел на Реми. — Не переживайте, что-то можно будет выменять у трапперов.
— Звучит обнадеживающе, — хмыкнула Реми и снова склонилась над компасом. Если другие трапперы похожи на этого егеря, то тальк для ног у них точно не раздобыть, потому что не пользуются. И запасной дезодорант, и ежедневные прокладки…
— Реми, путь — один! Полюбуйтесь лучше видами или… Или сыграйте на гитаре!
— Вы хотите, чтоб я сыграла? — Реми отложила компас.
— Конечно. И спойте, если не трудно.
— В джипе? На ходу?
— Вы так краснеете, будто я предложил вам что-то неприличное. Или вы стесняетесь своего таланта?
Реми всегда реагировала на подобные просьбы недолгим кокетством. «Сыграйте!» — «Ну, не знаю…» — «Пожалуйста!» — «Право, понравится ли вам…» — «Будьте так любезны!» — «Что вы, что вы! Я не в голосе, и гитару нужно настроить…»
А вообще, она всегда была рада петь и играть. Правда, с тех пор как в их доме появилась Греза, ее все реже просили об этом.
— Остановите машину, я пересяду на заднее сиденье, ведь здесь мне не развернуться с гитарой.
— Да прошмыгните так, между сиденьями, — отмахнулся Скворцов.
— Держите карман шире, — Реми подумалось, что егерь обязательно станет пялиться на ее зад, а ей, в принципе, и показать-то нечего. — Остановитесь или забудьте о том, чтобы я для вас пела.
Скворцов сдался, сбросил педаль газа. Реми распахнула дверцу. Вышла, вдохнула пряный запах дендрополипов. Огляделась.
Над дорогой колыхалось жаркое марево. Справа поднималась стена бледно-розовых сетчатых кораллов, слева тянулись щебенистые сопки. Через просвет между сопками виднелась размытая дымкой возвышенность кроваво-красного цвета. Насколько Реми могла судить, эта гора тянулась с запада на восток на многие километры.
— Что это? Тоже риф? — спросила она, усаживаясь.
Егерь мельком взглянул в сторону сопок и скрывающейся за ними громады.
— Большой барьерный риф Хардегена, — он снова нажал на газ. — Отделяет на юге владения людей от остальной Сирены.
— Что же получается? За Большим барьерным людей нет?
— Почему же? Есть, — возразил Скворцов. — В основном старатели. Или маньяки-натуралисты. Одиночки. Их немного, они ищут, чем поживиться на абиссальной равнине. Одних привлекают полезные ископаемые, других — возможность прославиться, разгадав какую-нибудь загадку природы. |