– За победу! – произнес следующий тост Живан!

– Доченьки, а ну-ка быстро сменили блюда гостям! – скомандовала хозяйка, и сестренки кинулись менять всем тарелки.

Перед каждым стояло дымящееся паром блюдо с пшрутом – вяленым окороком – и плескавицей – большой плоской котлетой, приготовленной из рубленного мяса.

– Скажи тост, командир? – попросил Алексея Живан.

– Скажи, скажи, Петрович! – поддержали его офицеры-егеря.

Алексею подлили красного вина, и он, встав, немного задумался.

– Я бы многое хотел вам сейчас сказать, друзья. Но зачем же забирать тосты у другого? Вон сколько нас здесь и сейчас сидит! – он с улыбкой обвел весь стол рукой. – Каждому тут есть что сказать. Но всех нас, здесь сидящих, объединяет одно – дружба. Поэтому предлагаю выпить за дружбу. Ведь именно она умножает радости и разделяет, отводит печали! И пусть этих печалей у всех нас будет как можно меньше. А друзья пусть будут всегда с нами рядом!

– За дружбу! – закричали за столом, поддержав тост.

– Мальчики, кушайте, кушайте, вы должны попробовать каждое блюдо, ведь мы так для вас старались! – тетя Антония подложила Бестужеву Лешке шпажку с ражничами – сербским видом шашлыка, политым соусом, и вешалицу – свиную, фаршированную сыром и ветчиной корейку, зажаренную на углях.

– Тетушка Антония! – раскрасневшийся поручик умоляюще сложил руки на груди. – Мне уже ничего больше не лезет. Тут все такое сытное!

– Ничего, ничего, – покачала та головой, – вы все такие молодые, вам много есть нужно, вам ведь силы нужны!

– Братцы! За ваши офицерские чины! – когда его вновь попросили сказать тост, воскликнул Алексей. – Я искренне за всех вас рад!

– А вот командиру не дали новое звание, – изрядно уже захмелевший Гусев рассказывал сидящему рядом Михайле. – Всем дали, а ему нет! Потому что он за других больше, чем за себя, думает! А вы знаете, из каких он передряг нашу роту вытаскивал?! И какой он сам офицер геройский! Не-ет, вы не знаете! – покачал он указательным пальцем и расстегнул очередную пуговицу на мундире. – У нас каждый в роте за ним в огонь и в воду! Командир! Я тебя уважаю! – выкрикнул он с места и выпил полный бокал вина.

– Господа, пожалуй, нам нужно проветриться! – предложил Алексей. И все мужчины гурьбой вышли из беседки.

– Только недолго, мальчики, – попросила их Йована. – Вы еще и половины не пробовали из всего того, что мы тут наготовили!

– О господи! – тяжко вздохнул Бестужев. – В меня, пожалуй, больше уже ничего не полезет!

– Да куда ты денешься?! – хлопнул его по плечу Живан. – Впереди еще такой вкусный десерт: пирожные в сиропе урмашица, блины с начинкой, запеченные в сыре орехи и сливы – штрукли, сваренные в меду орехи – альва. Еще продолжать?

– Хватит! – попросил его поручик. – Я и половины, даже если по кусочку откусывать, не осилю. Возле меня тетушка Антония сидит и все время мне что-нибудь да подкладывает.

Дымились чашки с крепким турецким кофе, дядя Михайло играл грустные народные мелодии на скрипке, мать Живана с тетей Антонией вытирали украдкой слезы, а офицеры сидели и думали каждый о своем.

«Вот и закончена эта война, война, на которую я попал так давно, что даже многое забылось, и порою не верится, что все, что до нее было, было именно со мной, – думал Егоров. – Какая странная эта штука – судьба.