Мы встаем на длинную борозду вчетвером — я с Катей и Павел с Верой. Так и идем друг напротив друга, собирая картошку. Когда ведра наполняются, мы с Павлом относим их к трактору, а девушки в это время отдыхают.
Первое время Вера с любопытством поглядывает на Катю, но заговорить не решается. Однако, через час девушки уже весело болтают, как будто дружили всю жизнь. Иногда они о чем-то перешептываются, хитро поглядывая на нас и негромко хихикая.
— Андрюха, нужна помощь, — говрит мне Павел, когда мы в очередной раз несем ведра к трактору.
— Что случилось, Паша?
Участковый смущенно отводит глаза.
— Ребята вечером обратно на озеро собираются, — говорит он, имея в виду туристов. — И Вера с ними. А я никак не могу поехать — мне завтра с утра в райотдел надо. Что бы такое придумать, чтобы они на ночь в деревне остались?
— А ты не спешишь, Паша? — удивляюсь я.
— Да я не в этом смысле, — краснеет участковый. — Просто, мы бы с Верой погуляли. Я бы ей деревню показал, речку.
— Ну, так и предложи прямо.
— А вдруг они не захотят? И ночевать им негде — не в картошке же палатки ставить.
— Ладно, попробую что-нибудь придумать, — обещаю я.
Охотники из Ленинграда идут рядом с нами по соседней борозде. Когда мы заканчиваем первую борозду, Василий Алексеевич, водитель автобуса, отзывает меня в сторону.
— Морса хочешь, Андрей Иванович? — спрашивает он, протягивая мне бутылку, заткнутую полиэтиленовой пробкой. — Клюквенный, жена варила.
— С удовольствием, — киваю я.
Вытаскиваю пробку, поддев ее лезвием перочинного ножа, и делаю несколько глотков.
Несмотря на сахар, морс пронзительно-кислый — как и положено клюквенному морсу. И отлично утоляет жажду.
Я хочу вернуть бутылку водителю, но он качает головой.
— Девушкам отнеси.
— Спасибо, Василий Алексеевич, — улыбаюсь я. — У тебя ко мне дело?
— Да, — признается водитель. — Андрей Иванович, только пойми меня правильно. Нет — значит, нет.
— Не темни, Василий Алексеевич.
— Можешь поговорить с председателем, чтобы разрешил ребятам по ведру картошки в город взять? Семьи побаловать.
Это было обычной практикой — студентам да и просто добровольцам за помощь в уборке разрешалось увозить с собой по ведру картошки.
— Конечно, — улыбаюсь я. — Уверен, Федор Игнатьевич будет не против.
— Ты только не подумай, что мы поэтому помочь решили, — смущается водитель.
— Так я и не думаю, Василий Алексеевич. Спасибо вам за помощь. А с председателем я непременно поговорю.
Высыпав в кузов трактора очередное ведро картошки, я подхожу к председателю. Он тоже работает с нами в поле — не останавливается даже для того, чтобы перекурить.
— Ну, как тебе работники, Федор Игнатьевич? — спрашиваю я.
— Золото, а не мужики, — отвечает председатель. — Как же хорошо, что ты их привез.
Он манит меня пальцем в сторону.
— Думаю, Андрей Иванович, надо бы их отблагодарить. Как ты считаешь?
— Почему бы и нет, — улыбаюсь я.
— Не обидеть бы людей, — сомневается председатель. — Они ведь не за благодарность работают, а от чистого сердца. Может, ты с ними поговоришь, Андрей Иванович? Объясни, что в деревне так принято — благодарить за помощь.
— Непременно поговорю, Федор Игнатьевич, — киваю я, едва сдерживая смех. — А как ты их отблагодарить хочешь?
— По ведру картошки пусть возьмут, это первое. А кому надо — пусть и два ведра берет. |