— По любви?.. — наконец сумел он выдавить из себя.

— Да, да! — Она схватила руку Джеймса и прижала к груди. — И я лучше умру, чем выйду за Летчуиза!

— Не говори о таких ужасах, прошу тебя.

Она расслабилась, прижавшись к нему и накрыв своими ладонями его руки, которые оставались у нее на груди.

— Не считай меня наивным ребенком, который не понимает, что тогда, в карете, я доставила тебе… приятные ощущения. — Она зажмурилась. — Мне неудобно об этом говорить, однако я видела, как велико было твое наслаждение. Вероятно, как и у меня… Однако тогда этого было недостаточно. Этого мало и сейчас. Но ничего иного я не могу тебе предложить… в обмен на громадную услугу, которую ты мне обещал оказать. Пожалуйста, не надо меня жалеть. Я все понимаю. И благодарна за то, что мы вместе испытали. К тому же я узнала, что на свете есть мужчины, сердца которых полны доброты, заботы о других.

Слова Селины вызвали у него едва ли не полное отвращение к самому себе.

— Я обещал, что окажу тебе помощь. Повторю слова, сказанные в бальном зале: тебе не следует больше опасаться Летчуиза.

Она вздохнула:

— Я не позволю тебе и впредь помогать мне. Не могу допустить, чтобы из-за меня ты переносил оскорбления и злобные нападки. Нет, Джеймс! Благодарю тебя, но давай условимся, что моей эгоистической просьбы как бы и не было. Пожалуйста!

Как бы не так, подумал Джеймс, но вслух произнес:

— Селина. — Он склонил голову, чтобы поцеловать чуть ниже уха. — Я отказываюсь забыть о твоей просьбе. Что бы ни произошло между нами, это никогда не навлечет на меня оскорблений. Посмотри на себя в зеркало.

Словно нехотя она исполнила его просьбу.

— Не отворачивайся, — потребовал он, когда она попыталась отвести глаза. — Мне хочется, чтобы ты наблюдала и училась… Училась познавать саму себя и меня тоже. — Она подняла глаза, их взоры встретились. При малейшей попытке Селины отвернуться, он удерживал ее на месте. — Имеешь ли ты представление о том, какой ты мне видишься, когда твое тело тянется ко мне в ответ на мой призыв? — Она отрицательно покачала головой. Он знал: если бы комната освещалась не только лунным светом, он увидел бы густой румянец смущения на лице Селины. — Смотри, смотри на себя, моя дорогая. Ты увидишь, какая ты женщина! И какою тебе предназначено быть!

Джеймс осязал пальцами, как участилось ее дыхание, а тело волнами охватывает дрожь. Спокойно, уговаривал он себя, стараясь действовать нежно и мягко, насколько позволяло его собственное бунтующее тело.

— Джеймс!

Склонившись к плечу Селины, он повернул ее лицо в свою сторону и прикоснулся губами к уголку ее рта. Она тихо вздохнула и раскрыла губы. Он вновь приказал:

— Смотри в зеркало.

Джеймс целовал ее плечи, руки скользнули вдоль спины по гибкой талии и накрыли груди. Он улыбнулся, услышав легкий вскрик, и нежными движениями стал ласкать ее соски. Бросив взгляд на отражение Селины в зеркале, Джеймс увидел ее сияющее лицо.

— Джеймс! О, Джеймс! — только и смогла она произнести.

— Да, моя любимая. Вот такой ты и должна быть…

— Я не в состоянии перебороть то, что чувствую. — Она прикусила нижнюю губу своими белыми, правильной формы зубами и крепко зажмурилась. — И если я делаю что-то нехорошее — пусть, я не могу иначе!

Он чуть отстранился в тщетной попытке самоконтроля. Однако кружева на ее корсаже соблазнительно шуршали и пружинили под его пальцами, как бы приглашая двигаться дальше. Раздвинув их, он обнажил роскошную полноту ее плоти и снова был вынужден глубоко вдохнуть воздух в пылающую страстью грудь.