― Привет, ― говорит он, когда замечает меня.

Я  знаю,  что  мама  стоит  неподалеку  и  наверняка  все  слышит,  поэтому  заставляю  себя

расслабленно сказать «привет» в ответ.

― Зачем пришел? ― каких трудов мне стоит прятать желание нагрубить Егору!

― Я… я хотел поговорить, ― неуверенно отвечает он.

Я не удерживаюсь и удивленно вскидываю брови.

― О чем?

― Об… Ангеле, ― его имя он произносит почти шепотом.

Я удивляюсь еще больше.

― А тебе не все ли равно? ― слабо язвлю я.

Егор  слабо  вздрагивает  и  пошатывается  назад  после  моих  слов,  как  от  пощечины.  И

впервые с тех пор, как он заявил, что не может общаться с Ангелом, мне становится жаль его,

но лишь на секунду, когда в его темных глазах блуждает растерянность.

― Ладно, ― вздыхаю я.

Я  надеваю  тапки  и  выхожу  в  коридор.  Мы  минуем  один  лестничный  пролет  и

останавливаемся  у  пыльного  грязного  окна,  на  котором  стоит  одинокий  цветок  в  горшке,

окруженный сигаретными окурками и паутиной.

― Как он? ― подавленно спрашивает Егор.

Я  окидываю  его  таким  недружелюбным  взглядом,  на  какой  только  способна,  и  думаю,

отвечать, или нагрубить. Но он кажется таким несчастным и грустным, что у меня просто язык

не повернется произнести что-нибудь обидное.

― Справляется, ― говорю я.

Егор слабо кивает, опускает голову и молчит.

― Ему тебя не хватает, ― признаюсь я. ― Даже после того, как ты оставил его.

Я замечаю, как он напрягается, и когда поднимает голову, то на лице у него простирается

глубочайшее сожаление и потерянность.

― Я виноват, ― шепчет Егор.

― Еще как, ― соглашаюсь я.

― И оттого, что я сделал, мне отвратительно смотреть на свое отражение каждый день, ―

добавляет он и громко вздыхает. ― Мне очень, очень жаль, Августа, что я так поступил с ним.

Ты права, я не должен был. Но… я не знаю, как объяснить, что заставило меня оставить его в

беде. Я не могу.

Я вижу, что Егор говорит это искренне. Лгать он точно не умеет.

Я немного смягчаюсь.

― Я беспокоюсь за него, ― продолжает Егор. ― И я ненавижу себя.

Мне становится больно смотреть на него, но его страдания заслуженные. За свои ошибки

мы всегда вынуждены расплачиваться.

― Я бы хотел… ― неуверенно бормочет Егор. ― Я бы хотел вновь стать с ним друзьями,

потому  что  он  мой  единственный  друг.  Ты  и  он.  Но  из-за  своего  глупого  страха  перед

неизвестно  чем  я  потерял  вас  обоих!  ―  в  глазах  плескается  отчаяние.  ―  Мне  просто  было

страшно, Августа. Мне просто было страшно…

Егор готов зареветь, и я не могу представить, как тяжело ему сейчас. Но нам всем нелегко.

Каждый,  я  думаю,  имеет  право  на  ошибку,  и  на  прощение.  Я  знаю,  что  Егор  искренне

раскаивается,  и  так  же  знаю,  что  Ангел  простит  его,  хотя  он  давно  простил.  Этот  идеальный

111

человек  не  способен  долго  злиться,  или  вообще  таить  в  себе  плохие  эмоции.  Его  душа

продолжает  оставаться  чистой  и  самой  светлой  даже  несмотря  на  то,  что  его  предавали,

оставляли и обижали.