освобождение, только я не знаю, из-за чего.

Я  снова  занимаю  место  в  конце  спортзала  и  удивляюсь,  когда  Ангел,  как  и  в  прошлую

физкультуру, подходит ко мне и садится рядом.

― Привет, ― говорит он.

― Привет, ― говорю я зажато в ответ.

― Как дела?

У  меня  непроизвольно  открывается  рот  от  удивления,  и  я  заставляю  себя  закрыть  его,

чтобы не показаться Ангелу идиоткой. Хотя, я уверена, за эти две недели, что я отсутствовала,

он услышал обо мне много чего интересного.

― Эээ, нормально, ― запоздало отзываюсь я. ― А у тебя?

― Лучше всех, ― и его лицо озаряет лучезарная улыбка.

И глядя на его улыбку, я понимаю, что шрам нисколько не портит его красоту, потому что

она не зависит от этого бледно-розового рубца на всю левую щеку.

― Почему ты все время одна? ― неожиданно задает он вопрос.

У меня перехватывает дыхание от прямолинейности новенького, и я хмурюсь.

― Я не все время одна, ― вру я.

― Да? А вот мне кажется, что нет, ― настаивает на своем Ангел. ― Я наблюдал за тобой,

и за все время ты ни разу ни с кем не общалась.

―  Я  тебе  говорила,  что  не  общаюсь  с  одноклассниками,  ―  хмуро  отвечаю  я,  чувствуя

дискомфорт от этой темы.

― Да, но есть люди и в других классах, ― мягко говорит он. ― Неужели, ты не нашла ни

с кем здесь общий язык?

Я  громко  выдыхаю,  ощущая,  как  молниеносно  ярость заполняет  меня  изнутри.  Что  этот

новенький из себя возомнил? И какое вообще имеет право задавать мне такие вопросы? И как

может надеяться, что я буду на них отвечать?

― Это не твое дело, ― огрызаюсь я, чувствуя необходимость защищаться.

Лицо Ангела вытягивается и даже бледнеет.

― Я… прости, ― говорит он. ― Я не хотел тебя обидеть.

И в это же мгновение вся моя решимость грубить ему, если понадобится, распадается на

части. Я громко выдыхаю и опускаю плечи. Не знаю, что так растрогало меня. То, как выглядят

его глаза, сколько в них плескается необъяснимой грусти. Или то, что в его голосе я не слышу

ни капли фальши, и ему искренне жаль.

― Проехали, ― шепчу я и отвожу взгляд в сторону.

―  Не  обижаешься?  Точно?  Я  болван,  ―  Ангел  грустно  усмехается.  ―  Правда,  иногда

говорю всякую ерунду.

Не ерунду.

Я стараюсь выровнять дыхание, заставить дрожь уйти, но не могу перестать испытывать

тяжелое  жгучее  волнение.  Еще  ни  с  кем  в  этой  школе  мне  не  приходилось  разговаривать  так

долго, кроме учителей. Хотя нет. С ними у меня диалоги короткие.

Я изредка поглядываю на Ангела, который нервно теребит пальцами край своего пиджака.

Он выглядит нерешительным и взволнованным, и его беспокойство  проявляется сильнее, чем

мое.

― Не знаю, почему тебя так не любят, ― тихо проговаривает он.

Я закрываю глаза, встаю с лавочки и иду к выходу. Когда я дохожу до середины, мне в

плечо попадает баскетбольный мяч. Удар такой сильный, что я даже отлетаю в сторону. И я бы

непременно  упала,  если  бы  не  стена.  Я  прижимаюсь  к  ней  лицом  и  морщусь  от  боли.  Когда

слышу смешки, то во мне просыпается решимость сделать что-нибудь в ответ своему обидчику.