Странно. Давно такого спокойствия не наблюдается.

Я осторожно прохожу в гостиную. Папа сидит на диване с вытянутыми ногами и читает

книгу. Я приглядываюсь. Детектив. Мой папа. Читает. Детектив. Я каким-то образом оказалась

в  другой  вселенной?  Папа  не  любит  читать,  он  любит  считать.  Цифры  ―  его  призвание.  В

школе и институте у него были пятерки по математике. Как и у мамы.  И оба не могут понять,

почему я, их дочь, не дружу с точными науками.

― А где мама? ― осторожно спрашиваю я у папы.

Он нехотя переводит туманный взгляд со страниц книги на меня.

― На кухне. Готовит, ― отвечает он и возвращается к чтению.

Моя мама. Готовит. Очередная странность. Она заходила на кухню в последний раз перед

тем, как я заболела. А все время, что я была на больничном, готовить приходилось мне, раз я

бездельничаю, а родители работают (это с их слов).

Подходя  к  кухне,  я  обвиваю  живот  рукой,  так  как  желудок  начинает  урчать.  Я

выглядываю из-за стены и вижу маму у плиты.

― Привет, ― говорю я тихо.

Мама вздрагивает и подскакивает на месте.

― Августа! ― выдыхает она и смотрит на меня через левое плечо. ― Не подкрадывайся

больше! Так и заикой остаться можно…

Она  отворачивается,  и  я  прохожу  на  кухню,  сажусь  за  стол  и  откидываюсь  на  спинку

стула, пытаясь расслабиться.

― Как дела в школе? ― интересуется мама.

Я смотрю на ее прямую спину и отвечаю:

24

― Нормально.

Под этим стандартным ответом я подразумеваю то, что все как прежде, что надо мной по-

прежнему  продолжают  издеваться.  Хотя  нет,  все  же  кое-что  изменилось.  Теперь  я  ненавижу

своих одноклассников еще больше. Каждый день, проведенный с ними, лишает меня огромного

количества нервных клеток, но придает больше уверенности в том, что я правильно поступаю,

не подстраиваясь под них и игнорируя всеми возможными способами.

Так что да, все нормально.

―  Выходные  сидишь  дома  с  папой,  ―  говорит  мама.  ―  У  меня  работа.  Нужно

разобраться с кое-какими документами, ― и я не ошибаюсь, когда слышу, что она говорит это

без тяжести в голосе.

Каким-то совершенно парадоксальным образом работа является для моей мамы способом

расслабления и отдыха. Там она чувствует себя как рыба в воде, а дома ее словно вытаскивают

на сушу, и она начинает задыхаться.

Я наблюдаю за мамой. Она отходит от плиты и начинает резать помидоры с огурцами на

доске. Затем летит обратно к сковороде, где что-то жарит, и ворчит себе под нос.

― Сделай бутерброды, ― говорит она мне. ― Жареная картошка на ужин отменяется.

Я  вздыхаю,  качаю  головой  и  иду  к  холодильнику.  Внезапно  чувствую  резкую  боль  в

сердце и останавливаюсь... нет, я замираю, зависаю, не в состоянии шевельнуться. Боль тесно

сковывает  сердце  и  сжимает  его,  а  затем  начинает  стремительно  темнеть  перед  глазами,  и  я

вытягиваю  руки,  начинаю  нелепо  болтать  ими  в  воздухе,  надеясь  за  что-нибудь  ухватиться,

потому что ощущаю, что начинаю падать.

Все  происходит  стремительно.  Последнее,  что  я  слышу,  это  как  мама  выкрикивает  мое

имя.