— Будет шторм, — сказал, вернувшись, Пробный Камень.

—  — Ветер унесет его в другую сторону.

— Ветер переменится.

«Змей» мог выдержать любой шторм, но это означало лишний расход энергии.

— Ладно, найду какую-нибудь бухту, — кивнул Талабан.

Пробный Камень, облокотившись на стол, сунул в рот кусок мяса. Талабану нравилась эта дружеская фамильярность с его стороны.

— Что творится с нашими матросами? — спросил капитан.

— А что? Они больны?

— Да нет, здоровы. Ты разве не замечаешь? Они изменились. Относятся ко мне, как чужие.

— Не они изменились. Ты.

— В чем? Я все тот же.

— Не тот. Волосы на висках синие. — Анаджо забрал поднос и вышел.

Талабан, при всем своем изумлении, понял, что Пробный Камень прав. Много раз, выполняя поручения Раэля, он бывал на землях сопредельных племен. Там синие волосы сразу выдали бы его, поэтому он и не прибегал к окраске. Но его люди видели в этом доказательство того, что он не хочет отличаться от них. Прежде они видели в нем человека — теперь видят аватара, представителя правящих ими богов.

Это, естественно, создало разрыв между ними, и Талабан почувствовал себя глупо из-за того, что не предусмотрел подобного отклика. Его матросы — выходцы из расы рабов, мечтающие о том времени, когда они станут свободны. А Метрас, должно быть, ощутил этот удар вдвое сильнее из-за своей аватарской крови. Хлопнув дверью, Талабан вышел на палубу.

Ветер, как и предсказывал Пробный Камень, переменился, и шторм шел прямо на них.

Талабан поднялся в рубку и направил «Змея»к берегу.

Где-то в отдалении играл на флейте подвижник Ану, Святой Муж. Журчащая, томительно красивая музыка тоже навевала покой.

По расчетам Яши, они были где-то на середине двадцатидневной «ночи». Он отработал в темноте двенадцать смен и съел двенадцать обедов. И переспал с восемью женщинами, вспомнил он, улыбаясь.

— Чего ты улыбаешься, верзила? — спросила женщина. — Хорошо тебе?

— Мне с тобой всегда хорошо. — Он поцеловал ее в лоб.

— Только ты один меня целуешь.

Музыка переместилась. Теперь он ушел за пирамиду, подумал Яша. Они по-прежнему отставали от графика, однако уложили уже шесть рядов. Яшу озадачивало количество желобков и канавок, которые им приходилось проделывать с внутренней стороны. Ведь не собирается же кто-то жить в пирамиде?

Женщина, словно читая его мысли, приподнялась на локте и спросила:

— Зачем она нужна?

— Кто она?

— Ну, эта ваша постройка?

— Аватарам виднее. Они каждые тридцать лет строят что-нибудь этакое, монументальное. Мой отец работал на пирамиде, которую мы теперь разбираем. Никакого смысла в этом нет.

Кое-кому из ребят не терпелось поглядеть, что там у старой пирамиды внутри, да только ничего там нет. Ни золота, ни сокровищ, ни покойников. Ничего, пусто. Глупо, правда?

Яша сел, скинув с койки длинные ноги, напился вина из кувшина и утер густую темную бороду. Флейта снова приблизилась к ним.

— Для чего-нибудь она да сгодится, — настаивала женщина. — Зачем бы иначе сам Святой Муж стал заниматься этим?

Этот самый вопрос и Яше не давал покоя. Он не упрекал аватаров за их тщеславие и даже не особенно возражал против власти, которую они имели в пяти городах. Людьми кто-то должен править, и пока ему, Яше, хватает заработка на еду и на женщин, он всем доволен. Но Святой Муж со своей магией тревожил его любопытство.