За Кордову. Вилла Хенераль Бельграно. Это наше поселение,
практически одни немцы, прекрасный аэродром, дороги нет, приходится
добираться лошадьми, каждый грузовик там - событие, так что ситуация
абсолютно контролируема.
- Прекрасно. Сколько туда километров?
- Много, больше тысячи.
- Сколько же времени нам придется висеть в воздухе?
- Мы сядем в Асуле. Там наши братья, заправимся, отдохнем и двинемся
дальше. Возле Хенераль-Пико пообедаем, затем возьмем курс на Рио-Куарто,
неподалеку оттуда заночуем: горы, тишина, прелесть. А завтра, минуя
Кордову, пойдем дальше; можно было бы допилить и за один день, но
руководитель просил меня не мучить вас, все-таки висеть в небе десять
часов без привычки - нелегкая штука.
- Сколько вам лет?
- Двадцать семь.
- Жили в рейхе?
- Да. Я родился в Лисеме...
- Где это?
- Деревушка под Бад-Годесбергом.
- Давно здесь?
- Два года.
- Выучили язык?
- Моя мать испанка... Я воспитывался у дяди... Отец здесь живет с
двадцать третьего.
- После мюнхенской революции?
- Да. Он служил в одной эскадрилье с рейхсмаршалом. После того как
фюрера бросили в застенок, именно рейхсмаршал порекомендовал папе уехать
сюда, в немецкую колонию.
- Отец жив?
- Он еще работает в авиапорту...
- Сколько ж ему?
- Шестьдесят. Он очень крепок. Он налаживал первые полеты через
океан, из Африки в Байрес...
- Куда?
- Буэнос-Айрес... Американцы любят сокращения, экономят время, они
называют столицу "Байрес". Приживается...
Мюллер усмехнулся:
- Отучим.
Пилот ничего не ответил, глянул на группенфюрера лишь через минуту, с
каким-то, как показалось Мюллеру, сострадательным недоумением.
- Вы член партии?
- Да. Все летчики должны были вступить в партию после двадцатого
июля.
- "Должны"? Вы это сделали по принуждению?
- Я не люблю показуху, все эти истерики на собраниях, лизоблюдские
речи... Я Германию люблю, сеньор Рикардо... С фюрером, без фюрера,
неважно...
- Как вас зовут?
- Фриц Циле.
- Почему не взяли испанское имя?
- Потому что я немец. Им и умру. Я был солдатом, мне нечего скрывать,
за каждый свой бомбовый удар по русским готов отвечать перед любым
трибуналом.
- А по американцам?
- Америка далеко, не дотянулись... Болтали о мощи, а как дело
коснулось до удара, так сели в лужу. |