Фюрер "Шпинне" еще находился в американской тюрьме - р а б о т а л;
только-только кончился Нюрнберг, там Скорцени встречался с Герингом; новые
руководители продолжали готовить достойную мотивацию для его освобождения
- слишком одиозен, будет много шума, если отпустить без достаточных на то
оснований.
Все связи Скорцени контролировали люди Макайра.
Финансировали связников люди полковника Бэна, ИТТ.
Гелен, зная все, наблюдал, инфильтруя в цепь американцев своих людей;
работал крайне осторожно, понимал всю сложность с ц е п л е н н о с т е й,
которые были завязаны в "Шпинне".
Тем не менее приказ Ригельту с м о г отдать он, через те свои
контакты, которые ткали свою паутину, никак не замахиваясь на низовое
руководство подпольем, которое наивно считало, что идет подготовка к
схватке с американскими финансистами и московским интернационалом, а на
самом-то деле работало - с той памятной ночи на Висбаденском вокзале - на
секретную службу противника.
Впрочем, и в Вашингтоне руководству об этом не было известно -
шокинг, грязь, потеря идеалов.
Только Аллен Даллес держал тонкие, мягкие пальцы на пульсе всего
п р е д п р и я т и я - идея-то чья? Его, конечно, кого ж еще?!
Именно ему было необходимо, чтобы Штирлиц был под контролем; именно
ему было нужно, чтобы немцы из "Шпинне" контактировали с ним; именно ему
было необходимо и то, чтобы потом - подконтрольным - Штирлиц вновь
встретился с Роумэном, а уж после этого вышел на контакт с русскими, -
цепь замкнется, текст драмы будет окончен, останется лишь перенести его на
сцену; такое зрелище угодно тем, кто думает о будущем мира так же, как он.
РОУМЭН (Мадрид, ноябрь сорок шестого)
__________________________________________________________________________
Гаузнер отрицательно покачал головой:
- Я сострадаю вам - так выражались в старину, - но устная
договоренность меня не сможет удовлетворить, Роумэн.
- Догадываюсь. Давайте, я подпишу вашу бумагу.
Гаузнер снова покачал головой:
- Нет, я не ношу с собой никаких бумаг, это не по правилам. Ключ к
коду напишите на отдельной страничке и сами сочините нужную мне бумагу.
- Диктуйте, господин Гаузнер. Я дам код и напишу все, что вы
продиктуете, только сначала я хочу слышать голос Кристы. Мы с вами
несколько заговорились, прошло тридцать две минуты, жива ли она?
- У вас плохие часы, Роумэн. Именно сейчас настало время звонка. - И
Гаузнер достал из кармана большие часы самой дорогой фирмы - "Ланжин".
"Кажется, "Филипп Патек" ценится выше, - подумал Роумэн, - но у
Гаузнера золотые, ими драться можно, боже, о чем я? Наверное, шок, меня
всего внутри молотит, даже игра в предательство страшна, не только само
предательство". |