Но тут вперед выступил человек, о котором Николай пока знал лишь одно: что он председатель совета общежития. Они жили в разных подъездах. И на разных этажах. Кулаки у него были размером с уличные фонари.

    – Ты пасть-то захлопни, – спокойно посоветовал председатель, – и нашего мужика отдай нам.

    Через минуту пожилой водитель троллейбуса стоял рядом и потирал синие полосы на запястьях.

    – Теперь так, – продолжил председатель. – Мы все тут за мир боремся. Среди народов. И потому можем вас отпустить. А то, может, «вольвишку» вашу вверх колесами поставить? Как? – И он обернулся к своим.

    Зажавшие машину в тесный круг выразили радостную готовность это немедленно исполнить.

    Бандит мгновение посоображал, потом вдруг оскалился в улыбке и открыл дверь автомобиля:

    – А, пошли вы все на хрен!

    Он уселся за руль, и остальные трое тоже следом за ним полезли в машину.

    – Значит, ставим точку в этом деле? – спросил полуутвердительно председатель.

    – Ставим, ставим, – отозвался бандит и повернул ключ зажигания.

    Мужики расступились. «Вольво» громко газанула и, шаркнув колесами, рванулась с места.

    – Спасибо вам всем, люди добрые! – проговорил водитель троллейбуса и, всхлипывая, вдруг начал кланяться во все стороны, скрестив на груди руки. – Они ж у меня хотели квартиру отнять и все, что есть. Паяльной лампой грозились пятки жечь.

    – Ваша фамилия Горюнов? – спросил председатель совета, когда они прошли через проходную и приостановились на баскетбольной площадке перед домами. – Вы вроде бы кандидат наук?

    – Биологических.

    – Ну, я-то просто начальником цеха на воле был. Надо бы вас к какому-нибудь делу приставить. Или в совет ввести. Как вы, не против?

    – От работы не бегал, – уклончиво ответил Николай.

    – Это вам поможет уменьшить срок.

    Выборгская электричка тащилась еле-еле. Вокруг Николая на четырех сиденьях расположилась компания рыбаков с рундуками для подледного лова, в плащах с капюшонами поверх ватников, валенках с резиновым низом. Они выпивали, закусывали, потом начали играть в карты.

    Николай думал о Вике и Димке. Все эти дни он звонил им с почты, которая помещалась на улице вблизи проходной, и старался держаться бодро, хотя в душе его выли волки.

    – Тебя Иннокентий дожидается, – сказала Вика в последнем разговоре.

    – Что он тут делает?

    Из-за треска в трубке слышно было плохо. И вопросы приходилось выкрикивать по нескольку раз.

    – Говорит, приехал специально, чтобы с тобой повидаться.

    Иннокентий был старательным, но туповатым сорокапятилетним кандидатом наук из мурманской лаборатории. Диссертацию ему написал Николай года три назад. Он же нашел и оппонентов, организовал защиту. Иначе бы век ему сидеть в мэнээсах. Сочетание тупости и старательности давало поразительные всходы. Не было дня, чтобы Николай раздраженно не орал на него, потому что, получив задание, Иннокентий долго и со вкусом рассуждал, как он к нему приступит и что для этого нужно, а потом все делал наоборот.

    – Значит, так, – говорил Иннокентий, – ты говоришь, заказать стеклодуву новый прибор.