Изменить размер шрифта - +
Отъехал саженей на сто, сел на какое-то бревнышко, быстро нацарапал донесение и, привязав записку к лапке почтового голубя, выпустил птицу. Наверняка, рассказал о том, что ему поведали в селении. Эх, как бы узнать?

Лес вокруг стоял густой, нехоженый, заросший так, что о дорогах можно было только мечтать. Ни о какой скачке и погоне речи не шло – кони передвигались только шагом. Брашко время от времени делал зарубки на стволах – вырезал небольшие стрелочки и иногда подле них один-два знака, мол, сверну направо или поеду прямо. Я, двигаясь за ним по пятам, порой добавлял кое-что от себя в надежде, что те, кто прочтет потом эти знаки, лучше поймут, что случилось.

Мы со студентом держались близко друг от друга – иначе в такой чаще легко потеряться. Несмотря на то, что Брашко был внимателен, обо мне он пока не подозревал – глаза легко отводить как раз тому, кто не подозревает о том, что за ним следят.

…А вот я что-то такое чувствовал! Разорви меня упырь, если ошибаюсь. Но чей-то пристальный взгляд ощущался затылком, спиной, копчиком – а стоило оглянуться, и наваждение пропадало. Может, это все здешние леса шутки шутят? Вот не догадался поинтересоваться у Богны, как тут с нечистью обстоят дела. Близость болот давала о себе знать, так не следят ли их обитатели за двумя чужаками? Может, Брашко тоже давно сообразил, что за ним наблюдают посторонние? Может, он и меня уже учуял, потому так старательно стрелочки и режет на коре деревьев? Тогда почему никак не выдает, что давно разгадал мой секрет? Тоже не уверен, что за ним наблюдает человек? Эх, и знак подать нельзя…

Ближе к вечеру тропа вывела на небольшую поляну, вернее, прогалину меж деревьями, где в низинке среди зарослей блестел глаз лесного озерка. Бывают такие маленькие озера, едва ли не шире пары локтей в поперечнике. Их называют глазами бога. И обычно это все, что остается от озера покрупнее, только заросшего сверху болотной растительностью. Этот зеленый ковер такой густой и плотный, что по нему можно верхом проехать, а на кочках растут деревья и кусты. Получается редколесье. Мерить глубину подобных озер не советую.

Шагах в двадцати от этого озерка рядышком, группой, стояли четыре дерева, в кронах которых виднелось что-то темное. Понадобилось несколько минут, чтобы понять, что это – избушка, устроенная на высоте в полтора человеческих роста. Четыре дерева срубили на одинаковой высоте, там на них, как на четырех ножках, поставили домик. Через какое-то время опиленные стволы обзавелись порослью молодых побегов, которые со всех сторон окутали домик так густо, что даже дверь нельзя рассмотреть.

Сумерки в лесу наступали быстро. Ехать куда-то еще не хотелось.

Напоив коня, Брашко пустил его на длинный повод пастись, а сам наломал сушняка и запалил небольшой костерок, приготовившись варить кулеш. Я, не имевший возможности разжечь костер, чтобы не выдать себя, вынужден был довольствоваться сухомяткой – хлебом, луком и собранными по дороге съедобными травами. Весной таковых еще было мало, разве что на опушках торчали тут и там мясистые стебли свербигуза да последние перышки гусиного лука. Эх, хорошо бы найти птичье гнездо! Скажем, куропатки, фазана или тетерева. А то у меня хлеба осталось всего на два раза. Хотя…

Взгляд упал на домик меж деревьев. А что, если это – кладовочка? Насколько помню, иногда в таких вот заимках хранятся запасы муки, вяленого мяса, орехов и сушеных грибов специально для заплутавших путников. Да даже если это всего-навсего склад пушнины – не верю, что там не найдется съестного – просто так, на всякий случай.

Решено. Ждем, когда Брашко задремлет – и лезем на разведку.

Ждать пришлось недолго – уже через полчаса после того, как кулеш был доеден, студент завалился спать. И сразу допустил ошибку, ибо, очертив защитный круг, не озаботился хотя бы перевязать коня на короткий повод. Его мерин продолжал пастись, как ни в чем не бывало.

Быстрый переход