|
Екатерина приподняла шторку, высунула голову из окна и вдруг закричала: - Мишель! Мишель! Сухощавый француз-парикмахер, большой лоботряс и бабник, переночевавший у очередной хорошенькой горничной из барской дачи, спешил к Петергофу во дворец, чтобы загодя сделать императрице туалет: ведь сегодня она ждет высокого гостя из Ораниенбаума, самого Петра. Как только его окликнули, он вскинул взор и обмер: в карете государыня, на запятках люди... впереди офицер. "О мон дье! - в страхе подумал он, всплеснув руками. - Государыня арестована". - Следуйте, Мишель, за мной. Не помня себя, путаясь в серой накидке, он едва взгромоздился на запятки между Бибиковым и Шкуриным, сразу побледнел, стал дрожать, стал стучать зубами, силы покидали его. "О мон дье... - невнятно выборматывал он, - государыню отправляют в Сибирь... И я попал..." Умоляюще он взглянул на Бибикова. Но молодой офицер, сразу оценив душевное состояние несчастного Мишеля, с притворной грустью подмигнул в задок закрытой кареты, где помещалась государыня, и ребром ладони рубанул себя по загривку. - Финир... Изнеженный француз ахнул и едва не упал с запяток. - Погоняй, погоняй, борода! - покрикивал Орлов. Становилось жарко. Взмокшие лошади выбивались из сил, роняли в пыль белую пену из оскаленных ртов, храпели. Навстречу - здоровенный крестьянин на возу сена, лошадь добрая, видать - господская. - Мужик, стой! - крикнул Орлов, соскочил с козел и начал выпрягать лошадь крестьянина. Рыжебородый тоже спрыгнул с воза, толкнул Орлова. Тот, озлившись, швырнул крестьянина в канаву. Пострадавший, непотребно ругаясь, вылез из канавы и побежал к изгороди выломать хорошую жердину. Но быстрый Орлов успел уже перепрячь лошадей, оставив крестьянину свою усталую пристяжку. Поехали дальше. Вдоль дороги попадались нарядные, все в зелени, дворцы столичной знати, и очень близко голубело тихое море, сновали рыбачьи челны, над горизонтом кучились белые грозовые облака. Кони вздымали тучи пыли, едкая пыль проникала и в карету. Екатерина принялась чихать. Веселое и бодрое настроение ее исчезло, оно сменилось минутами удручающего раздумья. В неверных, быстро ускользающих мыслях то мелькали держава со скипетром и алмазная корона, то плаха и топор. Она нервно передергивала плечами, она не узнавала себя. Куда девалось ее мужество? Ей нужна сейчас чья-то сильная поддержка, иначе она разрыдается и прикажет повернуть лошадей обратно... Вдруг: "Ст-о-й!" - и четверня остановилась. Кто-то рванул в карете дверцу. Екатерина ахнула, из глаз ее полились слезы. Богатырские руки Григория Григорьевича Орлова подхватили ее и поставили на землю. Коленопреклоненный Орлов поцеловал ее руку. - Ваше величество, почтительнейше прошу вас в мой экипаж... Рядом - грудь вперед, обнаженная шпага на караул - замер князь Федор Барятинский. Екатерина с обольщающей сквозь слезы улыбкой кивнула ему головой и, вся пропыленная, села в открытую простенькую коляску рядом с Григорием Орловым. Кони дружно взяли, понеслись мимо "Красного кабачка" в столицу. - Гришенька, Гриша, - взволнованно и благодарно шептала Екатерина, слегка прижимаясь к близкому своему другу. - Государыня, свет мой... Дела блестящи... Измайловцы ждут ваше величество. От Григория Орлова изрядно попахивало сиводралом, большие глаза его утомлены, мутны от бессонницы. |
