|
Это главным образом - господские дворовые, каковых в Москве было более шестидесяти тысяч, либо мелкие торговые люди, крестьяне, ремесленники, служилая приказная мелкота. Они, крадучись, шли за кучками депутатов, жадно вслушиваясь в каждое их слово, или, выбрав депутата попроще и поприветливей, кланялись ему и вступали с ним в разговоры по душам. - А скажите, ваша честь, - вежливо начинал низенький с оттопыренными ушами старичок в рыжем колпаке и заплатанной ливрее, - как там насчет крестьянства, ничего не чутко еще? - Не чутко, брат, не чутко. Покамест дворяне козыряют. Опосля их - купечество учнет свои нужды выкладать, а тут уж дойдет черед и до крестьян. Любопытствуешь, старик? - А то как же, ваша честь!.. К нам из деревень кажинный божий праздник ездят, то индюков тащат, то поросят да уток. Ну, и лестно им дознать, как, мол. Комиссия, чего про мужиков депутаты бают? А сам-то я господ Мельгуновых дворовый человек. И уже возле депутата добрая дюжина крестьян - кто в лаптях, кто босиком, у иных пилы, топоры. Лица их угрюмы, движения порывисты, нетерпеливы. - А матушка-царица-то бывает ли на собраньях на ваших? - звучит вопрос, и все взоры влипли депутату в рот. - То-то, что не появляется, - отвечает депутат. Крестьяне причмокивают, неодобрительно крутят бородами. - Слых был, - басит пегобородый великан с большим мешком на загорбке, - быдто бы государыня-то за мужика стоит, волю дать хочет, а дворяны перечат ей... - Не знаю, почтенный человек, не знаю, - уклончиво отвечает депутат и скрывается в дверях трактира на Ильинке с вывеской "Добро пожаловать". Крестьяне останавливаются, чешут в затылках. Пегобородый сбрасывает мешок наземь, садится возле трактира на широкую скамью, басисто говорит: - Надо к Маслову иттить - он свой человек, хошь и дворянин, а свой... - Я его знаю, - тенорком выкрикивает дворовый с оттопыренными ушами, - он бедней другого мужика, этот самый Маслов. А за мужика горой! Я-то ведь многих знаю. Взять офицера Козельского. Евоный денщик, краснорожий такой, мордастый, то и дело к нам на кухню бегает, с девками игру ведет, а те, кобылы, рады. Он сказывал, быдто офицер Козельский дюже-де крепко за мужика стоит. - Вот и пойдемте, ребяты, к нему да к Маслову, нуждишки свои обскажем... - раздались голоса. - А чего ж, - пойдемте... К ним туды народу нашенского густо валит... - Да добрых-то депутатов наберется немало... Сказывали, тут еще другой офицер-вояка, вот только прозвище забыл. 3 На следующем заседании с отповедью князю выступил высокообразованный угрюмый видом офицер Я. П. Козельский <Человек высокой культуры, переводчик, публицист, философ; он выпустил в 1768 г. книгу "философические предложения", пронизанную духом свободной критической мысли. - В. Ш.>. Он в зеленом мундире, в ботфортах; простое широкоскулое лицо его в следах оспы, брови хмуро сдвинуты. - Как многотрудна военная служба во флоте и как тяжела она в сухопутной армии, я не стану объяснять, ибо предмет этот слишком обширен, - начал он. - Многие князья и сановники, может быть, этого и не знают, так им могут рассказать ратные люди, там послужившие, о тех неимоверных трудах, которые они понесли в турецких и прусских походах, претерпевая раны и даже лишаяся жизни. Князь Щербатов слушал речь Козельского, закрыв глаза, будто дремал. - И мысль, высказанная здесь некоторыми депутатами, - продолжал Козельский, - скорее может быть отнесена к их безграничному самолюбию. |
