- Да и какое тебе дело в мои распоряжения встревать?
Подо мной боле двух тысяч душ крестьянства... Я сам знаю... Иди-ка спать, казак, - повелительно махнул он рукой к двери.
- Душ-то у тебя много, это верно, - ехидно сказал Пугачев, поворачиваясь к выходу, - а в самом-то тебе настоящей души и нет... Пар в тебе, как в собаке...
- Пошел вон, дурак! - притопнув, крикнул барин и побежал в свои покои.
- Верно говорится: барская ласка до порога. Прощевайте, ваше превосходительство! - вслед ему дерзко бросил Пугачев. И почему-то вдруг вспомнилось Емельяну Ивановичу то далекое и жуткое, что произошло с ним в прусском походе по воле атамана Денисова. Вспомнил все до мельчайшей подробности, даже почудилось, как чмокает, вгрызается в спину плетка палача-казака и горят от стыда, от боли скулы... Будто вчера все было!
Войдя в отведенную казакам горенку, он сказал Семибратову:
- Собирай хабур-чибур... Поедем... Лучше где-нито в поле заночуем.
- Что ж ты трясешься-то, как сучка?
- С Иван Петровичем разговор имел, с благодетелем. Побранка вышла.
Эх, да... чего там... Видать, все бары одним миром мазаны. - Он взял свое боевое седельце и рывком выхватил из-под подушки заветную шапку с зашитым в ней богатством.
Казаки вышли, хлопнув дверью.
Глава X
СЕЛО БОЛЬШИЕ ТРАВЫ. ГРОМ
1
Недели полторы спустя казаки уклонились от Волги: река пошла влево, они ударились вправо.
Рожь набирала колос, лето в этих местах стояло засушливое, на нивах попы служили перед иконами молебны о ниспослании с небес "дождевого лияния". Густые толпы испитых, впавших в отчаянье крестьян молились усердно, опускались на колени, припадали лбами к пересохшей от зноя земле.
Казаки, проезжая мимо таких богомолебствий, снимали шапки, тоже крестились, тоже просили дождя: через засуху подножного корма для их лошаденок было мало. Но небеса как бы заперли на ключ свои плодоносные источники, "дождевого лияния" не наступало.
Народ терял последние надежды, народ ждал голода и мора.
Вот, в верстах в пяти, село Большие Травы, белая церковь на горе, обширный барский дом, кучей, как овцы, грудятся серые избенки, в стороне лес синеет.
Должно быть, из села еле внятно долетали звуки набата. Казаки приостановились. Пожар, что ли, там? Но ни дыму, ни огня.
Ветер дул, рожь шумела, вербы гнулись.
Мимо казаков, высунув языки, к селу пробежали два белоголовых, стриженных под горшок парня с дубинами, следом за ними - черный, как цыган, крестьянин с топором в руке, за ним, вприскочку, - две молодые бабы с молотильными цепами. Слева, прямо по меже, тянулся вожжой народ к большой дороге, справа спешили люди по проселку, поддергивая портки, бежали мальчишки, бежали девчонки с косичками наподобие мышиных хвостиков, и все торопились к селу, в гору, навстречь заполошному набату.
Ветер путал бегучие выкрики, казаки только и смогли уловить:
- Солдат... Солдата выдрали. Барское гнездо спалил!..
Вот остановился возле казаков простоволосый дядя в лаптях, он вторнул в землю вилы, оперся о рукоятку, в груди у него хрипело, с красного лица лил пот.
- Братцы, нет ли покурить?
Пугачев сунул ему свою трубку, спросил:
- Это чегой-то у вас стряслося?
- А толком и сам не ведаю. |