Он уже не мог спасти меня иначе, такой близкий взрыв ракеты убил бы и меня вместе с дэггером. Лучом дэггера убить можно, но только контактно. И если знать, куда бить, в определенную точку. Дэггер висел низко, тренированный квиринец вполне может допрыгнуть. Он бы и выжил, может быть, но в этот момент рядом взорвался снаряд. Я пробирался сквозь вязкую черную слизь, плача, кажется, потом я увидел кровавый и обугленный кусок мяса, это была часть головы с черными короткими волосами, эта часть лежала совсем отдельно, и я понял, что надо назад, что я ничего уже не могу сделать, а умирать мне не надо, надо жить, потому что Чен меня спас. И не только меня, за мной еще десять человек, и левая установка «Щита…

Через пять минут подошли наши истребители, и вскоре все было кончено.

Чену оставалось жить не так уж много. Его двое мальчишек спали в палатке, а жена еще не вернулась из экспедиции. Мы сидели и разговаривали в ложбине, краем глаза наблюдая за пасущимися лошадьми.

— Как оно там, на Анзоре? — Чен ни разу на Анзоре не был.

— Знаешь… не очень. Хреново. Ты в каком смысле спрашиваешь? Природа там вроде нашей, ну знаешь, если взять Лервену, то это больше всего похоже на Косинское Нагорье. А в Бешиоре климат более южный, влажный, жаркий.

— Да это мы проходили… А вот вообще? Как там люди?

— Люди… — я задумался, — знаешь, воевать они будут всерьез.

— Я никогда не был в таких акциях, — сказал Чен, — меня в команду Ноль брали в прошлом году, но Син еще очень уж маленький, я не хотел надолго оставлять семью. Да и вообще, если подумать…

— А потом все-таки решился в Дозорную?

— Да не то, что решился. — Чен замолчал.

— Выбора не стало.

— Да, — он кивнул, — встретил сагона. В патруле.

Я уже знал эту историю. Чен с напарником получили вызов с безатмосферного маленького планетоида, а вместо ожидаемого корабля шибагов, захватившего в плен исследовательское квиринское судно наткнулись на сагонский челнок. Судно-то они освободили, а вот сами ушли с большим трудом. Напарник Чена сошел с ума… Сам Чен выдержал беседу с сагоном, и даже сумел вызвать подкрепление, и сагона, вроде бы, взорвали вместе с кораблем, но ведь они меняют тела, как перчатки, для них гибель тела мало что значит.

— Ты знаешь, он меня пугал… — Чен помолчал, — он нашел мое слабое место.

Я затаил дыхание. Люди почти никогда не говорили о содержании своей беседы с сагоном. Может, было стыдно, может, чересчур личное. Мне, например, было стыдно. Удивительно, что Чен об этом заговорил. Впрочем, ему не стыдно, он-то выдержал, не сломался, не купился.

— Не только это, но… просто мне это вот сейчас вспомнилось. Он говорил, что я погибну, что мне недолго жить осталось, что Лисса и сыновья останутся одни. Понимаешь, я ведь их люблю, и мне так страшно подумать… И он уверял, что все это не имеет смысла, что надо жить ради семьи, ради любви, а я обязательно погибну, если буду еще летать. И ты знаешь… я ведь почти поверил ему. То есть, конечно, не поверил, до глубины души — нет. Но вот сейчас я чувствую какой-то страх, что-то такое осталось внутри… И я не знаю, смогу ли себя вести достойно. Ты меня прости, если что, ладно?

— Он обманывает, — сказал я, — пойми, это же вранье.

— Да, я знаю. Но он сделал меня слабым, понимаешь?

— Все мы слабые, — сказал я угрюмо.