– Что‑о?!

Бросает трубку. Бежит к прибору расхода продувки реактора. Четыреста тонн в час вместо двухсот…

– Авария! – крикнул он упавшим голосом и выбежал из помещения блочного щита управления. Алимов и Палин за ним.

– Стой! – крикнул Алимов. – Стой, Болотов!

Тот остановился. Весь – нетерпение.

– Куда бежишь?! Что будешь делать?! – допрашивал Алимов, стоя в позе борца, готового к схватке.

Болотов бледен, лицо дрожит. Заикается.

– Т‑там… Э‑электрики… Н‑налаживают. К‑конечники… Ошибочно о‑отк‑крыли з‑адвижки н‑на р‑резервные ф‑фильтры б‑байпасной о‑очистки… Р‑реакторная в‑вода п‑поперла…

Палин не стал дослушивать. Рванул на щит дозиметрии за радиометром и резиновыми сапогами. Через несколько минут, гулко топая, бежал назад.

…Дозиметрист Моськин, замерив активность на двадцать пятой отметке у входа в деаэраторный бокс, побежал вниз, на минус пятую отметку, проверить, не «прет» ли при таких мощных течах радиоактивный кипяток там, внизу, из трапов.

«При таких течах коллектор спецканализации ни в жисть не справится, – думал он, быстро сбегая вниз, поморскому ловко ступая на каждую ступеньку. – Видать, уже пол залило…».

Когда он выбежал с лестничной клетки в технологический коридор, то издалека увидел блеск воды.

«Так оно и есть», – подумал он, радуясь своей прозорливости, но вдруг услышал мощный шум льющейся откуда‑то воды.

«Ничего себе!..» – мелькнуло у него. Он включил переносную газодувку на прокачку аэрозолей, перекинул на грудь и включил переносной ТИСС, опустил щуп с датчиком плотнее к полу и пошел вперед. Вода текла навстречу…

«Ни хрена себе!..» – мысленно сокрушался Моськин.

Теперь он видел, что вода бьет широким шлейфом из‑под щели фанерной двери помещения десорбирующих растворов. Щуп коснулся воды. Моськин побледнел, испуганно переключая диапазоны.

– Мама родная!.. Миллион распадов!

И тут он увидел в воде желтый, мелкодисперсный порошок ионообменной смолы.

«Так это же пульпа радиоактивного фильтропорошка (взвесь твердых частиц смолы в воде)! Мама родная!..»

Забыв обо всем, он гулко шлепал бутсами по радиоактивной воде. Он не знал еще, что это продувочная вода реактора с активностью десять в минус пятой кюри на литр поступала через резервные фильтры в емкости, куда Шаронкин загрузил высокорадиоактивную пульпу, а оттуда через незадраенные люки – в помещение.

Моськин подбежал к двери. Ноги по колено вымокли. Толкнул дверь. Не поддалась. Отжал с силой. Оттуда сноп воды. Обкатило по пах. Горячевато. Обернулся, услышав топот. Бежал Палин. В болотных сапогах.

– Владимир Иванович! Владимир Иванович! – взволнованно закричал Моськин. – Стойте! Стойте! Назад!.. Миллион распадов! Радиоактивная пульпа!..

Палин подбежал к двери. Матерно выругался. Четко представил холеную физиономию Торбина. «Носом, носом бы тебя сюда… Сергуня…»

– Беги отсюда! Быстро! – приказал он Моськину. – У лестничного марша разденься догола и мигом в санпропускник, в душ. Быстро! Ты весь мокрый. С ума сошел… Иди, иди, матрос… Тут тебе не атомная подлодка. Пластырем не отделаешься.

Моськин уныло побрел по коридору. Вода была по щиколотку. Под ней смола фильтропорошка довольно толстым слоем выстлала пол, смачно, зернисто и жирно, как икра, расползалась из‑под подошв. При неосторожном шаге ноги прокатывались на мелких круглых «икринках» смолы.

Палин отметил, что шум воды стихает. Сквозь сапоги чувствовал тепло воды. Градусов пятьдесят…

«Наше счастье, что после регенеративных теплообменников и доохладителей… – подумал Палин.