«О, он безнадежен.»

Поднимаясь и распрямляя свою шею, Сапфира прикончила оленину, облизав руку Рорана. Ветки хрустели между ее зазубренными зубами, поскольку она откусила мясо вместе с землей, и затем мясо исчезло в пламенных глубинах ее живота.

«Mммм. Ты не преувеличивал, - сказала она Рорану. - Какой сладкий и сочный кусочек: столь мягкий, столь соленый, столь чрезвычайно притягательный, это заставляет меня танцевать от восхищения. Ты должны готовить для меня чаще, Роран Сильный молот. Только в следующий раз, я думаю, что ты должен приготовить несколько оленей сразу. Иначе, я не наемся.»

Роран колебался, не зная воспринимать ли ее просьбу всерьез, и если так, то каким образом возможно вежливо освободить себя из такого непредвиденного и довольно тягостного обязательства. Он бросил вопросительный взгляд на Эрагона, который рассмеялся, над выражением лица кузена и над его затруднительным положением.

Звучный смех Сапфиры усилился, а потом снова затих. Присоединившись к смеху Эрагона, он отражался повсюду в пустоте. Ее зубы мерцали безумными красными огнями на свету от тлеющих угольков.

Спустя час после того, как все трое улеглись, Эрагон лежал на спине рядом с Сапфирой, укутанный в слои одеял, спасаясь от вечернего холода. Все еще царила тишина. Казалось, как будто маг наложил чары на землю, и что все в мире было сковано вечным сном и останется замороженным и неизменным навсегда под осторожным, пристальным взглядом мерцающих звезд.

Не шевелясь, Эрагон прошептал мысленно:

«Сапфира?»

«Да, малыш?»

«А если я прав, и он находится в Хелгринде? Я не знаю, что тогда должен сделать... Скажи, что мне делать».

«Я не могу, малыш. Это решение, которое ты должен принять самостоятельно. Пути людей - не пути драконов. Я оторвала бы его голову и устроила бы банкет на его теле, но это не понравиться тебе, я думаю».

«Ты поддержишь меня, независимо от того, что я решу?»

«Всегда, малыш. Теперь отдыхай. Все будут хорошо».

Успокоенный, Эрагон вгляделся в пустоту между звездами и замедлил дыхание, погружаясь в транс, который заменил ему сон. Он продолжал чувствовать окружающую среду, но на фоне мерцающих созвездий его многочисленные сны наяву шагнули дальше, как всегда увлекая в перепутанные и темные игры.

3. Нападение на Хелгринд

Рассвет начался через пятнадцать минут, когда Эрагон скатился вниз. Он дважды щелкнул своими пальцами, чтобы разбудить Рорана, а затем собрал одеяла и связал их в плотный сверток.

Оттолкнувшись от земли, Роран поступил также со своими постельными принадлежностями.

Они посмотрели друг на друга и задрожали от возбуждения.

- Если я умру, - сказал Роран, - ты позаботишься о Катрине?

- Да.

- Тогда скажи, что я умер в битве с радостью в сердце и с ее именем на губах.

- Хорошо.

Эрагон быстро пробормотал стихи на древнем языке. Понижение сил, которое затем последовало, было почти незаметным.

- Ну вот. Это будет фильтровать воздух перед нами, и защищать от парализующего воздействия дыхания раззаков.

Из своих сумок Эрагон достал рубашку-кольчугу и развернул отрез мешковины, в котором хранил ее. Кровь после битвы на Пылающих равнинах все еще покрывала некогда блестящие латы, сочетание высохшей крови, пота и пренебрежение позволили пятнам ржавчины расползтись по кольцам. Кольчуга, тем не менее, не имела дыр, так как Эрагон восстановил ее до того, как они отправились в Империю.

Эрагон надел рубашку с подкладкой из кожи, сморщив нос из-за зловония смерти и отчаяния, которое льнуло к ней, затем прикрепил гравированные наручи на свои предплечья и наколенники на голени. На голову он поместил подбитый гербовый подшлемник, кольчужную шапку и простой стальной шлем. Эрагон потерял свой шлем – тот, который носил в Фартхен Дуре и на котором гномы выгравировали Дургримст Ингеитум – вместе со своим щитом во время воздушного поединка Сапфиры и Торна.