– Вот и договорились. Придешь с первыми наметками по тачанкам и займемся.

Так, теперь придется еще и Бубнова напрячь.

– Савельич, сколько у нас в команде грамотных, и насколько?

– Озадачили вы меня, вашбродь, – леший старший унтер задумчиво морщит лоб. – Узнаю.

– Сам-то грамотный?

– Читаю, пишу. Правда, с мудреными словами не так, чтобы очень.

– К вечеру представь мне список грамотных и неграмотных в подразделении. С указанием степени грамотности.

– Будет сделано.

– Я к командиру эскадрона. Ты – за старшего.

По пути к Шамхалову в седле предаюсь досужим размышлениям.

Мы с казаками не раз беседовали о возможностях тачанок. Не будь эти средства передвижения такими конструктивно хлипкими, можно было бы попробовать использовать их для стрельбы и легкой артиллерией, – но даже отдачи небольшой горной пушки деревянная, по преимуществу, конструкция тачанки не выдержит. Тут нужна более надежная конструкция…

Автомобиль? Здешние автомобили и по дорогам пока передвигаются не слишком быстро, а уж на бездорожье… да обшитые металлическими листами хотя бы для защиты от пуль…

Тракторы? Где их тут в Маньчжурии найдешь, если и в европейской России их можно пересчитать по пальцам? А если взглянуть на проблему с другой точки зрения?

Компактное, не тяжелое, но мощное вооружение, не обладающее сокрушительной отдачей? Минометы и ракеты?

Шамхалов мне искренне рад.

– Готовьтесь, Николай Михалыч, принимать пополнение. В бригаде принято решение сформировать из вашей команды охотников полноценный эскадрон специального назначения. Так что в подчиненных моих вы дохаживаете последние дни.

Вот это новость так новость.

– Арслан Газизович, признаться, удивлен…

– Это после ваших-то подвигов в тылу у японцев? – Комэск смеется и достает бутылку с темно-янтарной жидкостью без каких-либо пояснительных наклеек. – Предлагаю спрыснуть ваше назначение.

При одном взгляде на спиртное вспоминаю хмурое сегодняшнее утро и непроизвольно морщусь.

– Что-то не так?

Рассказываю, без особых, впрочем, подробностей, про вчерашнее происшествие с китайской гаоляновой водкой.

– Николай Михалыч, как вы могли подумать, что я предложу вам какой-то шмурдяк? Коньяк домашний, с дедовских виноградников. В бочки его залили в год, когда я стал юнкером в военном училище. Так что за выдержку можно не беспокоиться.

Князь разливает коньяк по крохотным серебряным стопочкам.

– Ваше здоровье, господин штабс-ротмистр. Вы были отличным взводным, надеюсь, будете столь же прекрасным эскадронным.

– Буду стараться, Арслан Газизович.

– И маленький совет – что бы вы ни пили, всегда выпивайте последней добрую порцию коньяка. Похмелья не будет. Так говорит мой дед.

– Князь, я, собственно, к вам за советом. – Излагаю Шамхалову историю с сожженными в японском тылу тачанками и необходимостью финансировать их восстановление.

Шамхалов в задумчивости закуривает ароматную папироску с турецким табачком.

– Насколько я помню, финансировали вы сооружение тачанок из своих собственных средств. На балансе вашей команды охотников формально они даже не состояли. Так что уничтожения казенного имущества вам не приписать.

– Уже легче, – усмехаюсь. – Так, а что делать? Опять оплачивать из своего кармана?

– Нет. Это не годится. У нас все же императорская армия, а не частная лавочка.

Шамхалов присаживается к столу, пишет что-то на листке бумаги, ставит замысловатую – подпись и личную печать.