Веки словно налились свинцом, а на глазные яблоки будто насыпали песка. Неудержимо тянуло закрыть глаза, чтобы хоть как-то облегчить свое состояние.
Не тянуло в сон только одноглазого великана, ехавшего на телеге с багажом иностранцев, вольноопределяющегося Канкрина да китайцев-возничих.
Поля заволокло туманом. Белесые слои ползли со всех сторон, укутывая дорогу в плотную вату, в которой тонул свет, тонули звуки.
«Как в молоке едем», – подумал граф-рядовой и оглянулся на своего товарища.
Лихо перехватил взгляд боевого товарища и подмигнул своим единственным глазом.
Канкрин взглянул на карманные часы. Они ехали уже час, и при обычных раскладах должны были подъезжать к расположению.
Неожиданно переднее колесо второй повозки, перевозившей журналистов, издало хруст и отвалилось от оси. Повозка опасно накренилась.
Джек Лондон еле успел соскочить на землю, чтобы не упасть, и подхватил накренившуюся повозку, не давая ей опрокинуться.
Конан Дойл и Черчилль сбросили с себя тенета сна и тоже поспешили покинуть ставшее опасным средство своего передвижения.
Передней повозке с Хорном, Джадсоном и Канкриным и телеге с пожитками путешественников, где ехал Горощеня, тоже пришлось остановиться.
Китайские возницы сгрудились вокруг пострадавшего колеса, что-то стрекотали на своем, бурно жестикулируя.
– О чем они толкуют, граф? – обратился по-английски майор Хорн к Канкрину.
Вольноопределяющийся пожал плечами.
– Я не знаю китайского, сэр. Полагаю, обсуждают перспективы ремонта.
– А можно все-таки как-то их расспросить? Для нас это важно…
– Попытаюсь что-то сделать.
Канкрин подошел к трем китайцам и вступил с ними в бурную дискуссию, состоявшую в основном из красноречивых жестов и повторений по нескольку раз одних и тех же русских фраз, воздеваний рук к хмурому небу, отрицательных качаний раскосыми лицами и цоканьем языками.
С неба начал накрапывать мелкий дождик, будто не август на дворе, а, прости господи, конец сентября.
Военные наблюдатели и журналисты ежились, кутаясь в одежду от слишком уж свежего ветерка. Один только Джек Лондон, похоже, получал от происходящего какое-то удовольствие – крутился вокруг китайцев, то и дело делая фотографические снимки.
– Говорят, треснула ось – нужно менять. А колесо слетело – вывалилась чека, – пояснил Канкрин, вернувшись к путешественникам.
– Сколько займет ремонт?
– Вставить чеку недолго. А вот заменить ось… Нужна подходящая жердина.
– Можно укрепить ось веревками. Передайте им, мы готовы заплатить за скорейший ремонт, – Хорн достал несколько серебряных гонконгских долларов и протянул пару монет графу.
– Воля ваша, джентльмены.
Канкрин вернулся к китайцам, снова пошла разноязыкая дискуссия с бурной жестикуляцией. Наконец, китайцы закивали мелко, сгрудились вокруг повозки, завозились.
На ремонт ушло около четверти часа. Наконец все три повозки со своими пассажирами и возницами вновь тронулись в путь.
Дождь уже не просто накрапывал, а вовсю моросил. Дорога покрылась лужами. А густой туман и не думал рассеиваться. К тому же поднялся порывистый ветер, кидая целыми горстями капли дождя в лица путешественников. А они все ехали и ехали.
Туман немного поредел. Неожиданно оказалось, что дорога углубилась в странный лес. Кривые, словно больные деревья, все в лохматых бородах почти черного мха.
Сгустки тумана клубились, извивались, скручиваясь в подобия призрачных фигур. Дождь превратился в мокрый снег.
Джадсон удивленно смотрел на мохнатые снежинки, унизавшие рукав его мундира.
– Что это, господа? Снег в августе?!
– Куда нас занесло, – возмущенно обратился Хорн к Канкрину. |