|
- Я имею в виду, если я смогу вам помочь, я бы хотел, чтобы вы пришли ко мне. Даже когда он произносил эти слова, он знал, что это ложь. Она была молода, свежа и красива. Все эти тюремные дряни накинутся на нее словно звери. Здесь даже не было спасительной камеры, в которую он мог бы ее определить. Почти каждая камера контролировалась коблом. До начальника Брэнингена доходили слухи об изнасилованиях в душах, в туалетах и просто в коридорах. Но это были только слухи, потому что жертвы всегда хранили молчание или умирали. Начальник Брэнинген мягко сказал: - При хорошем поведении ваш срок, может быть, сократят до 12 лет или... - Нет! - это был крик такого отчаяния и безнадежности, что Трейси почувствовала, как стены офиса валятся на нее. Она стояла, пронзительно крича. Охранник влетел и схватил ее за руки. - Полегче, - скомандовал начальник Брэнинген. Он сидел, беспомощно глядел, как Трейси уводят прочь. Она опять шла коридорами мимо камер, переполненных заключенными всех сортов: белые, черные, коричневые, желтые. Они смотрели на идущую Трейси и звали ее, говоря с различными акцентами: - Ночная рыбка. - Французская жена. - Свежая крошка. - Свежее мясо. Пока Трейси не достигла своей камеры, она не осознавала, что такое подразумевали женщины, крича: "Свежее мясо!" 6 В блоке С размещалось 60 женщин по 4 в камере. Трейси вели по длинному вонючему коридору, и из-за решеток на нее смотрело множество лиц. Они выражали целую гамму чувств: от безразличия до злобы. Она как будто бы шла по какой-то странной подводной стране, совершенно одинокая в медленно разворачивающемся сне. Горло у нее болело после того дикого крика, вырвавшегося из пойманного в ловушку тела. Вызов в кабинет начальника тюрьмы был ее последней слабой надеждой. Теперь не было ничего. Ничего, за исключением дикой перспективы сидеть в клетке этого чистилища ближайшие 15 лет. Надзирательница открыла дверь камеры: - Внутрь! Трейси вошла и огляделась. В камере находились три женщины, молча смотревшие на нее. - Иди! - приказала надзирательница. Трейси заколебалась, потом вошла в камеру. Она услышала, как позади нее захлопнулась дверь. Она была дома. Тесная камера едва вмещала четыре койки, маленький стол с треснутым зеркалом на нем, четыре маленькие табуретки и в дальнем углу туалет без сидения. Ее товарки по камере уставились на нее. Первой нарушила молчание женщина-пуэрториканка: - Поглядите, мы получили новую сокамерницу. Голос ее был грудной и низкий. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не синеватый шрам от удара ножом, идущий от виска до горла. |
