| Который позволил мне в Германию съездить, но потом об этом напоминал, душевно травмировал и укорял без всякого срока давности. Не за манной небесной уехал Генка в Германию. И у него не было иждивенческих настроений. Брался за любую работу. Развозил на машине по городу булочки. Был страховым агентом, плотником в церкви, телеоператором на местной телестудии. Учил язык, старался разговаривать с местными немцами, учился их понимать. Мы как-то гуляли с ним ночью. Подошли к уличному переходу. Горел красный свет. Улица была абсолютно пустынной. Генка меня попридержал: — Видишь, красный! Мы подождали, пока на светофоре загорится зелёный свет и только тогда перешли улицу. Генка во всём старался вести себя так, как того требовали законы страны, в которую он приехал жить. И… по десятку раз на дню бегал к почтовому ящику, ждал писем от друзей из Союза. В выходные просто садился напротив почтового ящика и ждал почтальона. Генка много хорошего рассказывал о Германии. Вечером, когда у него заканчивалась работа, мы с ним шли к старинному собору. В Германии и вечером, и ночью на улицах светло, как днём. Генка брал пузырёк водки. Небольшой, плоский, он легко умещался в кармане. И мы с ним садились на лавочку напротив собора. И Генка рассказывал о своей новой жизни. Чужое государство помогало ему подыскивать работу. Платило пособие на детей. Выделялись всякие льготные билеты на посещение театра, бассейна. И даже меня Генка несколько раз сводил в бассейн, показав на входе какую-то карточку. Как относятся местные немцы к приезжим? Нет, не танцуют от радости. Но и не «мочат» их в тёмных переулках, не проверяют на каждом шагу регистрацию. В том же, «льготном» бассейне вышла у нас небольшая ссора с мужчиной, лет пятидесяти, которому не понравилось, что мы громко говорим, и что от нас через всю длину зала несёт пивом. Генка услышал в его речи несколько обидных слов, которые выражали недвусмысленное отношение к приезжим и русским, в частности. Генка завёлся, стал возражать. Вместе друг на друга покричали. Искупались. По разу сходили в сауну. Перед уходом сердитый немец к нам подошёл и сказал: — Ведь мы просто спорили, правда? Вы на меня не обиделись? Мы пожали друг другу руки. Генка знакомил меня с новыми своими друзьями. Странные это были встречи. — Здесь нужно забыть, кем ты был раньше, — говорил Генкин друг, Семён, уже взрослый, интеллигентного вида. — Ты здесь никто. Нужно всё начинать «с нуля». Образование, профессия, звание — ничего это не имеет значения. Нужно учить всё заново. Легче всего детям. А, если тебе за сорок?.. У Семёна был какой-то грустный, погасший, взгляд. Однажды Генка пришёл с работы и сказал: — А, давай съездим в Голландию! От границы с Голландией Генка жил невдалеке, решил показать мне другие страны. У них там это просто. На границе обыкновенный дорожный знак: Голландия. И — всё. Ни шлагбаума, ни полиции. По ту сторону знака — ДРУГАЯ СТРАНА! И никто не боится, что проникнет к ним шпион. Не останавливает машину, чтобы на предмет терроризма проверить багажник, похлопать по карманам мужчин-пассажиров, а женщин — по бёдрам. Это у них там, в Ойропе, человек человеку друг. А у нас — враг. Потому что у нас в стране мы выстроили капитализм таким, каким сами себе описывали его в советских учебниках… У Генки я гостил две недели. В Кёльне он сажал меня на самолёт. Я боялся, что будет перевес в моей «ручной клади». А Генка сказал: — Не беспокойся, это же Германия! Часть содержимого моей сумки мы оставили в машине. Остальную часть понесли на регистрацию. — Они тут всему верят и никогда не перепроверяют, — сказал Генка. Мы вернулись в машину, опять уложили в неё мои сокровища. Перед тем, как окончательно распрощаться, Генка вынул свой паспорт: — Смотри… Я заглянул. Генкино фото и фамилия — Штикельмайер. — Сделал так, чтобы моим детям тут было легче, — сказал Генка. |
