Изменить размер шрифта - +
 — Сербы еще верят, что на небе есть Бог, на земле — матушка-Россия. В сорок третьем году матери-сербки три километра рельсов телами закрыли, чтобы дивизия усташей не ушла на фронт, на помощь немцам под Сталинградом. Долг платежом красен.

— Хрен вас, нынешних, поймет… Кто-то у себя дома доллары лопатой гребет, а эти за Россию долги платят. Вы давно дома не были? Россия-то наша теперь вроде уличной девки стала — под любого черного за «зеленые» ляжет.

— Россию насиловал всяк кому не лень, — сказал третий, сидевший перед нетронутой миской. — Она — дура доверчивая. Но есть кому за нее постоять.

У него был тихий-тихий голос, на осунувшемся лице с заплывшими карими глазами ни кровинки, как у мученика с иконы. Движения рук скупые и плавные, как у церковного служки.

— Многие вот так же хорохорились… — Капитан достал исторический уже по нынешним временам «Памир» и пожевал край сигареты, не прикуривая. — А через месяц-другой, глядишь, опять ко мне на лайбу просятся: вези, мол, Степаныч, назад, в Сербию родную, тошно нам тут на «новых русских» глядеть — до греха недалеко.

— Другие глядели, поглядим и мы, — весело бросил рыжий наглым голосом. — В Москву на экскурсию съездим, пощупаем этих твоих «новых русских», а то и полюбопытствуем, что у них в нутре.

— Не болтай лишнего, — одернул седобородый.

— Болтать — не мешки таскать, — завершил дискуссию капитан. — Пойдем, сбуду вас с рук от греха подальше, а то как бы что с вами…

 

Ранние зимние сумерки залили красноватым глянцем проходную порта. Трое подвыпивших морячков нетвердой походкой в обнимку двинулись к турникету. Их сопровождал капитан.

— Остались бы в кубрике отсыпаться, — высунул нос из окошка вахтер. — К девкам, черт их бодает. А цидуля где?

— То ж мои хлопцы, дядько Трохим! — Капитан заговорщицки подмигнул ему и просунул в узкое окошко бутылку болгарской сливовой ракии. — Молодые, хай гуляют… Дай покинуть родимый причал, чтоб земля под ногами не качалась.

— Ридный вин для усих москалив тильки у Новороссийську! — шутливо по-стариковски пробубнил вахтер, щелкая железной вертушкой на проходной.

— Ну ты, старый, еще ко мне в Брянск заедешь! — принимая вызов, без зла ответил кругленький крепыш с рыжим хохолком на макушке и шрамом через все лицо, голубые глаза его еще сильнее заблестели при виде манящих из-за стеклянной стены далеких огоньков.

Степаныч крепко сжал плечо рыжего и, улыбнувшись, примирительно кивнул вахтеру, чтобы окончательно закрыть тему, хотя измаильскую землю, отвоеванную Суворовым из-под турка, теперь только шепотом и с оглядкой можно было называть порогом родины.

Капитан отвел их метров за сто от проходной, со вздохом грусти или облегчения, а может, того и другого пожал каждому руку. Снова вытащил пачку доисторического «Памира» и снова пожевал край сигареты, не прикуривая.

— Курить бросил десять лет назад. С тех пор ношу вот эту пачку, чтоб силу воли не сломать. А с вами еще и закуришь, от ваших делов туманных… Вон там, где фонарь на столбе не горит уже третий год, должна быть автобусная остановка. Оттуда и доберетесь до железнодорожной станции. Билетиков в это время вы сейчас нигде не купите, вот вам на штраф, на всякий случай. — Он сунул седобородому довольно толстую пачку купонов.

— Это у них штраф такой? — хмыкнул рыжий со шрамом. — Я думал, за эти деньги целый автобус у хохлов купить можно.

— Автобус не автобус, а всем троим на поезд до самой Одессы хватит.

Быстрый переход