– Девять – совсем не поздно, – проворковала она. – Я люблю ночь. И меня тоже очень интересует эта загадочная коробка.

Мимо них трое усталых мужчин пронесли тот самый тяжелый деревянный ящик, о котором шла речь. Рэкс, Ник и Сэм осторожно погрузили его в машину Беннета. Удивленные и немного обиженные родственники стояли чуть в стороне. Бэрби дотронулся до белого меха, укутывавшего Април Белл, и невольно поежился. Как все‑таки сегодня холодно.

– В девять? – хрипло переспросил он. – Где мы встретимся?

Девушка улыбнулась. Взмыли вверх ее точеные брови.

– Сегодня, Бэрби? – промурлыкала она. – Нора решит, что вы окончательно потеряли голову.

– Может, так оно и есть, – Бэрби снова коснулся белого меха и на сей раз постарался не вздрогнуть. – Все это действительно очень трагично… а Ровена Мондрик всегда была моим другом, даже когда ее муж меня выгнал. Я и впрямь огорчен, но не сомневаюсь, что Квейн обо всем позаботится. Я надеюсь, вы согласитесь поужинать со мной, Април.

«Я надеюсь, ты мне скажешь, – про себя добавил он, – почему ты принесла с собой черного котенка, зачем тебе понадобилось придумывать тетю Агату, и есть ли у тебя причина желать смерти доктору Мондрику.» Бэрби ждал ее ответа, затаив дыхание.

– Хорошо, – кивнула девушка. – Если смогу. А теперь мне пора бежать… Еще надо спросить у тети Агаты…

И она действительно убежала. Грациозно, подумал Бэрби, словно дикое животное. Он смотрел, как она подбежала к телефонной будке – можно было только поражаться тому, как эта женщина за какие‑то пару часов ухитрилась перевернуть его жизнь. Внезапно Бэрби подумал, что ему стоило бы поменьше пить виски. И вообще, надо привести себя в форму. Он видел, как светился за стеклами телефонной будки белый мех. И опять, в который уже раз, ощутил противную холодную дрожь. Наверно, он все‑таки простудился. Бэрби решительно направился к дверям. Интересно, каково ему будет, если Април Белл и в самом деле окажется убийцей?

Сэм, Рэкс и Ник вместе со своим ящиком уехали на машине Беннета. Нора и остальные родственники потерянно брели через зал к выходу. Мама Спивак снова плакала. Ее неуклюже утешал папа Спивак.

– Все в порядке, мама, – обнимая жену за плечи, говорил маленький портной. – Как же Ники может вернуться вместе с нами в Бруклин, когда у него столько важных дел в Фонде? Ну конечно, он знает, как мы его ждали, как ты готовила, и мыла, и драила, пока вся квартира не засияла. А запахи одни чего стоят! Он знает, что мы уже купили ему билет в оба конца… Но дело ведь не в этом! Главное – любовь. Не плачь, мама…

– Ты думаешь, мне жалко еду? – восклицала она и слезы градом катились у нее из глаз. – Жалко труда, что я затратила, прибирая комнату для моего мальчика? Жалко денег на билет до Нью‑Йорка? Нет, папа. Это все та страшная штуковина, которую они откопали в своей пустыне. Эта старая, мерзкая вещь, лежащая в зеленом ящике… мой Ники даже не может мне сказать, что там!

– Мне страшно, папа, – рыдала мама Спивак. – Эта штука, что они повезли в дом Сэма, она уже убила бедного доктора Мондрика. И теперь я боюсь, что она убьет и Сэма с Норой. Боюсь, что она доберется и до нашего Ники!

– Ну что ты, мама, – попытался рассмеяться папа Спивак. – Ники говорит, что беспокоиться не о чем.

Смех у него получился неубедительным.

Нора Квейн несла на руках маленькую Пат. Она крепко прижимала дочку к себе, словно боясь потерять ее. Ее лицо казалось пустым и огорченным. Она прошла мимо, даже не заметив Бэрби. Он услышал, как Пат, гладя Нору по голове, повторяла:

– Ну, мама, не надо плакать…

Посмотрев на обиженное лицо старого Бена Читтума, Бэрби не выдержал.