— Они не все были плохими, — говорит Грейс. — Мне нравился мистер Форд. И миссис Лафферти. Миссис Типтон была прикольной. Уверена, она выжила. Некоторые из них прекрасно знали свое дело.

В памяти одно за другим всплывают лица учителей. Где они сейчас? Прав ли Трейс в том, что все они мертвы? А я сама когда-нибудь желала им смерти? Может ли это быть причиной того, что я здесь, а они — нет? Но затем приходит мысль о том, что они, наверное, тоже не раз желали нам смерти. Должны были желать. Какой учитель не пожелает?

Трейс опускает взгляд на бутылку.

— Так что, разопьем ее сейчас в честь того, что всё еще живы, или оставим на потом, чтобы выпить перед смертью?

— Мы не умрем, — отзывается Кэри.

— Разве не то же самое ты сказал моим родителям, посылая их на ту аллею?

— Хватит уже об этом, Трейс.

— О, я ранил твои чувства, убийца?

— Они сами предложили выйти туда, — произношу я, по-идиотски посчитав, что это чем-то поможет. Все устремляют взгляды на меня, и я тут же жалею, что не могу забрать свои слова обратно. Трейс смотрит на меня так, будто я заехала ему под дых.

— Никто не спрашивал тебя, Слоун, — говорит Грейс. — И Кэри сказал им, что на аллее никого нет.

— Но они сами предложили выйти, — тихо повторяю я. — Кэри их не заставлял.

— Знаете что? Достали вы меня все, — внезапно заявляет Трейс, и его голос надламывается. Он уходит с опущенной головой, потому что, как мне кажется, готов заплакать.

Из-за меня.

Сглаживает неприятные мгновения Райс: он предлагает перенести из учительской в наш зал всё, что только можно, чтобы тот стал более пригодным для жилья. Мы молча стаскиваем по лестнице кресла и располагаем их в углу зала. Находим одинокий обеденный стол, спрятанный под сценой и потому не ушедший на баррикады, и расставляем вокруг него стулья, принесенные из кабинетов администрации. Грейс украшает середину стола искусственными букетами. Глядя на нее, я чувствую себя виноватой. Я должна всё исправить.

Грейс возится с цветами. Я подхожу к ней и, встав рядом, думаю, что же сказать. Она игнорирует меня.

— Я не хотела сказать ничего плохого. Только то, что Кэри не послал бы их на смерть, — говорю я. — Ты ведь знаешь, что он бы этого не сделал.

Грейс переводит на меня взгляд, и я узнаю выражение лица президента ученического совета. Ее слова нейтральны, но тон ледяной:

— Он сделал это, и они умерли.

— Но…

— Слушай, Трейсу и так сейчас очень тяжело, — обрывает она меня. — Ты говоришь, что думаешь, это понятно. Но если не можешь оставить свои мысли при себе, то держись от моего брата подальше.

И она уходит. Я думала, что заплачу, но нет. Я слишком завидую тому, как Грейс оберегает брата, и ненавижу то, что она считает, будто его нужно защищать от меня.

Вскоре Кэри зовет нас к сцене и показывает добытое в шкафчиках добро. Парни нашли зубную пасту — мы передаем тюбик из рук в руки, выдавливая на пальцы по микроскопической капле, — зубную нить, дезодорант… одежду, которой радуется Грейс. Я замечаю на розовом свитере бирку с именем: КОРРИН М. Коррин Мэттьюз. Я помню ее волнистые черные волосы и улыбку и не хочу притрагиваться к этой одежде.

Тут полно конфет и жвачки. Несколько зажигалок и сигареты. Я бросаю взгляд на Райса, ожидая, что он обрадуется, однако радости на его лице не вижу.

Мы устраиваемся на ночь. Наш зал… На ум приходит слово «дом», однако неправильно называть это место домом.