Она готова была пичкать меня подслащенным аспирином во время гимнастических упражнений. Она дозировала усилия, успокаивала слишком горячие порывы и заставляла передохнуть, когда считала это нужным.

Однако, несмотря на ее усилия и умелое искусство (которым я сумел воспользоваться), после этого большого стиплчеза я утомился больше, чем если бы пересек Атлантику на морском велосипеде, толкая лодку Бомбара.

Видимо, мой квалификационный уровень показался ей удовлетворительным, ибо она покрыла меня жаркими поцелуями, отпуская такие соленые шутки, которые, по-моему, могли запросто убить ее жениха.

Затем мы заснули, как и всякие любовники.

Ближайшие городские часы пробили двенадцать. Я считал сквозь дрему. Я уютно нежусь около Франсуазы. Ее горячее тело вливает в мои вены чудесную юность. У меня больше нет температуры. Я чувствую в себе силы.

Лаская ее гладкое красивое плечо, я цинично говорю себе: «Еще одна, парень!»

Я не тщеславен, поверьте! Однако моей мужской гордости необходим успех у женщин. По этому признаку мужчина сознает, что он еще мужчина.

Я чувствую, как она воркует рядом со мной, и я счастлив. Обычно, сразу после того как я развлекусь с девушкой из хорошего общества, меня тянет покурить на другом конце планеты, но тут из-за плохого самочувствия мне захотелось приласкать ее немного.

Она приподнялась и поцеловала меня.

— Я тебя люблю!

— Я тоже, Франсуаза, — и добавил: — И это вызвало во мне волчий голод!

— Пойду куплю что-нибудь на завтрак. Чего ты хочешь?

— Ветчины и яичницу.

— Ты нетребователен.

— И еще бутылку шампанского. Возьми деньги в бумажнике, сегодня я угощаю.

Мне пришлось настаивать. Наконец она согласилась.

— Когда будешь ходить по магазинам, купи мне новые штаны и сорочку. Мои лохмотья после купания вышли из строя...

— Какого цвета?

— Какой тебе понравится...

Видите, какая изысканная идиллия. Ты меня любишь, я тебя люблю, мы будем любить друг друга! Это всегда доставляет удовольствие и недорого стоит.

— У тебя есть на чем и чем писать?

— Конечно.

Она дала мне пачку бумаги и шариковую ручку.

— Это тебе подойдет?

— Разумеется. Позвони также одному из моих друзей, который живет в Берне. Мне хотелось, чтобы он навестил меня, если тебя это не затруднит.

— Конечно...

— Ты прелесть... Поищи в справочнике пансион Виеслер, дом № 4 по улице дю Тессен.

— Хорошо.

— Ты попросишь к телефону М. Матиаса и скажешь ему, что его друг Сан А. ждет его у тебя... Я ведь не знаю твоего адреса.

— Хорошо.

— Если он будет спрашивать какие-нибудь уточнения, не давай их. Запомнила?

— Да. Не беспокойся.

Я поцеловал ее.

— И не забудь про ветчину. Ты пробуждаешь во мне аппетит, дорогая.

Голова плохо соображала. Я стал рисовать на чистом листе бумаги одноногого ящера, затем добавил туда стул, на который усадил искусственную челюсть.

Композиция понравилась бы Пикассо. Однако я ее разорвал и черкнул несколько строчек Старику. Я сообщил ему, что все еще состою в списках ассоциации дышащих кислородом и чтобы он не волновался за мое здоровье, ввиду того, что я в скором будущем появлюсь в его владениях собственной персоной.

Внизу я поставил сокращенный росчерк, от которого затошнит любого графолога, и запечатал послание. Подумав как следует, я не стал посылать ему чек. Причина очень проста: получение сокровища должно произойти быстро. Прошло уже три дня с момента удачного убийства Влефты, три дня, как я лелею свою болезнь. Мохаристы, должно быть, уже предупредили щедрого давателя, который скоро опротестует его.