— Кто это его уволил? — взорвался Торн. — Я.

— По какому такому праву ты это сделал?

— Я принимал его на работу. Он действует под моим началом и так, как я считаю нужным. И я принял решение о том, что он немедленно прекращает исполнение своих обязанностей. Мне не нравятся его методы работы.

— А мне — твои, — не сдавался Торн. — И для начала уясни себе, что ты не полицейский, а простой окружной прокурор. Напротив, Стивене — начальник здешней полиции, и только он имеет голос в этом уголовном деле. К тому же так получилось, что Стивене на моей стороне.

— Что находится в этом портфеле? — спокойно и твердо спросил Дункан.

— Идиот! — взревел Торн. — У тебя не хватает мозгов, чтобы сообразить, что я прикрываю тебя? В этом портфеле полно улик против нас всех, включая и тебя самого.

— Откроем его и составим опись тут же, на месте, чтобы не вставал вопрос о подмене содержимого, — бесстрастным тоном потребовал Дункан.

— Именно это я и хотел сделать, — откликнулся Стивене.

Торн подошел к нему и что-то тихо шепнул на ухо.

Стивене был в нерешительности. Он на секунду задумался и в конце концов решил:

— Ладно, покончим с этой перепалкой. Портфель заберу я.

— Но раньше сделаем опись, — настаивал Дункан.

— Эй, ты! — окончательно вышел из себя Торн. — Когда ты хотел, чтобы тебя избрали, ты так набивался мне в друзья! Так знай, Фил Дункан, я могу стереть тебя в пыль с такой же легкостью, как сделал из тебя то, что ты на сегодня есть.

— Да, я стал участником политической борьбы, — устало признал Дункан. — Но ты наводнил прокуратуру людьми, верными тебе, а не мне. Ты гарантировал безнаказанность преступникам, похитившим документы из прокуратуры…

— Заткнись! — оборвал его Торн. — Ты спятил. Если ты будешь продолжать нести эту ахинею, то Большое жюри признает ответственным за то, что произошло, лично тебя. Ты играешь на руку оппозиции.

— Мне все равно, что произойдет, — спокойно парировал Дункан. — Я поступаю так, как велит мой долг, и пусть виновные понесут то наказание, которое они заслуживают.

Стивене, все еще с наручниками, сделал шаг вперед:

— Дайте мне этот портфель. Если он представляет такую ценность, я САМ могу о нем позаботиться.

Торн передал ему портфель. Но Дункан встал между Стивенсом и дверью.

— Мы не выйдем отсюда до тех пор, пока не будет произведена опись находящихся там предметов, — непреклонно стоял он на своем.

— Кто это сказал? — удивился Стивене. — Я.

— Подумаешь, шишка, — презрительно процедил Торн. — Ты всего лишь окружной прокурор. Ты не имеешь права проводить арест. В создавшемся положении это может делать только Стивене. Продолжайте действовать, Стивене, в том же духе, и я поддержу вас, когда это будет в моих силах.

— Прекрасно! — воскликнул Дункан с ледяной улыбкой, вынимая из кармана пачку бумаг. — Вы заслужили свою участь. На каждого из вас у меня есть соответствующее распоряжение.

— Это еще что за штучки? — поразился Торн.

— Это, — медленно проговорил Дункан, — повестки Большого жюри. Они обязывают каждого из вас предстать перед ним и предъявить ТАКИМИ, КАК ОНИ ЕСТЬ, любой и каждый документ или бумагу, имеющиеся в настоящее время в вашем распоряжении. А теперь, официально вручив вам повестки, я от имени Большого жюри забираю с собой документы, находящиеся в этом портфеле.