Сколько же часов мы здесь сидим? Может быть, этот жидовский потрох остановил наше послушное проворное московское время и затопил зеркальный аквариум ресторана стоячей водой, непроточным временем из своего еврейского болота, где неспешно булькает «сегодня», кипит ключом «вчера» и вяло переливается «завтра»? В высоких сводчатых окнах неподвижно стыл красно‑синий закат — бесконечный кровоподтек на одутловатой бледной роже небосвода. Нетронутая, непробованная еда на столе имела нечистый вид. Я смотрел не на Магнуста, а на его отражение в двух гигантских зеркалах. Ртутно‑серебрящимися стенами уходили они под самый свод; одно зеркало, желтоватое от старости, было целиковое, а второе — составлено, собрано из нескольких кусков. В цельном зеркале сидел Магнуст, похожий на черный литой камень, и даже ноги под стулом были мускулисто подобраны, будто он изготовился для прыжка. А сборное зеркало разрывало его на куски, дефекты стекла отстегнули от корпуса голову, чуть в стороне нелепо торчали руки с дымящейся сигаретой и зажигалкой, и совершенно глупо давила стул ни от кого не зависящая задница с напружиненными злобно ногами. — Вы знаете, что это такое? — ткнул я пальцем в сторону зеркала. Магнуст коротко оглянулся через плечо, невозмутимо сообщил:

— Зеркало. Его ничем нельзя было удивить. Я пояснил:

— Это не простое зеркало. Это зеркало нашей загадочной славянской души…

Он мертвенно осклабился и подмигнул: давай, мол, давай, я пришел тебя слушать. — Раньше здесь был дорогой ресторан «Яр». До революции сюда ездили кутить богатые купцы. Магнуст понятливо закивал головой:

— А сейчас, наоборот, здесь полно колхозников и слесарей… — Не в этом дело! Нигде в мире нет дорогих ресторанов для колхозников и слесарей. Я хочу указать на основную ошибку в ваших действиях… — Очень интересно! — Вы пытаетесь судить людей во внеисторическом контексте. — Ого! — От восхищения Магнуст даже хлопнул в ладоши. — Оценивать поступки людей можно только поведенческими критериями их времени, их действия нельзя отрывать от их истории, даже если они пережили свою эпоху! — Очень убедительно, очень научно, герр профессор, — усмехнулся Магнуст. — А при чем здесь зеркало? — Зеркало — самая мгновенная фотография времени. Когда пьяный купец хотел ощутить свою силу и значимость, он с размаху бросал бутылку шампанского в эти зеркала. Ищущая смирен — ная славянская душа всегда нуждается в ярких формах самоутверждения. — Прекрасное развлечение, — согласился Магнуст. — А как к этому относились остальные?

— Посетители аплодировали, прислуга мгновенно выметала осколки, в счет купцу включалась стоимость зеркала, а на другой день вставляли новое. Во дворе ресторана еще сохранился стеллаж, где всегда держали запас зеркал. Но больше полувека он пустует — таких зеркал у нас больше не льют. Вот это, последнее разбитое, заменить нечем. Да и незачем, поскольку каждый знает, что если он кинет в зеркало бутылку, ему дадут пять лет тюрьмы.

— Очень интересная история, кивнул Магнуст.

— Зачем вы ее мне рассказали?

— Я сделал вам предложение. Давайте вместе найдем кого‑нибудь из этих купцов‑дебоширов, кто‑то из них наверняка еще жив, вместе расследуем обстоятельства его общественного поведении и предадим суду за хулиганство.

Отличающееся особой злостностью и цинизмом… — Вам угодно валять дурака? — зловеще‑мягко спросил Магнуст. — Магнустик, дорогой, пойми меня правильно, я не дурака валяю! Я объясняю тебе то, чего ты — иностранный господинчик — понять не можешь! Мы жили во времена, когда зеркала были очень дефицитны, они до сих пор дороги, а рож, по которым разрешалось хряснуть в любое время, хоть отбавляй! Держава предписала самоутверждаться, разбивая не зеркала, а чужие морды и чужие судьбы.