– У меня бизнес интеллектуальный, понимаешь? Разрабатываю всякие схемы, обеспечиваю прикрытие больших денег. Охраняю интересы наших во Франции, а французов – у нас. Ясно?
– Ясно, – грустно вздохнула гостья. – Ты не бандит, ты – мафиози.
– Можно сказать и так, – подумав, согласился Вовчик.
В дверь тихонько поскребся Горилла:
– Босс, звонят!
– Извини, дела, – бросил хозяин и вышел. Вернулся он быстро и довольно веселый.
– Слушай, там твоя грымза паникует! Кореша моего в Карибском море на яхте достала. Орет, что сорвали ей операцию, что не тех украли!
– И что, – заволновалась Ника, – тебя теперь убьют?
– За что? – опешил Вовчик.
– Как за что? Украл не тех. У вас же с этим строго…
Он расхохотался, довольно отхлебнул чаю:
– Нет, Вероника Владиславовна. Не родился еще тот человек, что на Вована Орского руку поднимет!
Ника посмотрела на его самодовольную физиономию и неожиданно поняла, что там, в неведомом ей мафиозном клане, он, Щелкунчик, и есть самый главный. Отчего-то снова стало страшно. Правда, не сильно, а скорей уж так, по привычке…
– Слушай, Веруня, – земляк сыто и благостно щурился, разомлев от горячего крепкого чая, – а ты-то в Москве как оказалась? И эта, Гена твоя, она кто?
– Я? – переспросила Ника. – Гена?.. – задумалась, вспоминая. – Понимаешь, я – модельер. От Бога…
* * *
Самый первый ее модельерский опыт случился лет в восемь, перед Новым годом. Бабуля накрахмалила ей на утренник марлевую «снежинку», обшитую елочным дождиком. Ника нарядилась и долго крутилась перед зеркалом, восхищаясь собой, красавицей. В этот момент в дом вбежала кошка Мышка с кровоточащим ухом и располосованным чьими-то злобными когтями боком. Ника, тогда еще, конечно, Верочка, схватила кису на руки, принялась утешать и гладить, а потом, как обычно, решила полечить кошачьи раны зеленкой. Смазала, подула, чтобы Мышке не щипало, и стала баюкать бедное животное.
– Веруня, – вошла бабуля, – одевайся, пора! Девочка радостно засуетилась.
– Дочка, что с костюмом? – Бабулины гла за просто вылезли из-за очков. – Ты вся в зеленке!
Вероника подошла к старенькому трюмо, оглядела себя и разрыдалась.
– Все! Все! – приговаривала она. – Меня не возьмут в снежинки! Зеленого снега не бывает!
– Переодевайся, – строго сказала бабуля. – Форму надевай. Сама виновата!
Продолжая рыдать, Верочка совершенно определенно сообщила, что ни на какой утренник она не пойдет. Потому что – самая несчастная на свете.
Бабуля, поуговаривав, ушла. Ей, как учительнице, не идти было нельзя.
Вероника, которая даже в младенчестве плакала часто, но коротко, тут же успокоилась и стала еще активнее крутиться перед зеркалом. Через пять минут вся крахмальная юбочка была сплошь усеяна яркими зеленочными горошинами. Между ними девочка добавила лилово-малиновых пятнышек какого-то другого лекарства и сбрызнула все это дело сверху йодом, который дал желто-коричневую кисею. На белокурые кудряшки выдумщица нацепила сразу три капроновых банта – красный, желтый и синий. Получилось очень нарядно!
– Верочка, – встретила ее учительница в школьном спортзале, – что это за костюм? Бабушка придумала? Как называется?
– Лето, – скромно потупилась девочка.
– Дети! Все посмотрите на Верочку! – вывела ее учительница под самую елку. |